Конферансье распинается, как в последний раз. Кажется, из него вот-вот что-то вылезет. Он представляет нечто и словно бы рекламирует это то ли приезжим, то ли отбывающим, то ли поездам, то ли туману:

– Встречайте! Неподражаемый! Незабвенный! Невероятный, а также хорошо известный в определенных кругах, как Человек-в-зеленом!

Виктор Кэндл решает, что услышал достаточно. Тем более, кто-то даже указывает на него пальцем. Он поспешно шагает мимо занавеса. Откуда-то то здесь, то там прямо в клубах тумана появляются стулья, на которых кто-то сидит - у подножки темно-красного вагона, у горы чемоданов, прямо на тележке станционного носильщика.

Конферансье кричит как будто прямо в спину Виктора Кэндла:

– Не проходите мимо! Никуда не уходите! Он принесет вам радость и горе! Мистер! Вечный! Канун! Эй!!!- и в последнем "эй!" сливаются невероятная звериная ярость и мучительная истерика раненой птицы.

Виктор вздрагивает и, не останавливаясь, оборачивается на крик. Он спотыкается. И тут же просыпается.

Никакого занавеса. Никакого мерзкого конферансье. Он сидит в поезде. Поезд только-только отходит от Чаринг-Кросс. Подумать только, он задремал в самом начале пути. Что ему там снилось? Что-то странное... Что-то неприятное... Печи в чемоданах, супы с ключами, вязаные рыжие чулки... Бред какой-то. Он точно помнил, что во сне был каким-то беспомощным и жалким, глупым и наивным - вовсе не таким, каков он в жизни.

– Хорошенькое дельце,- зевнул Виктор, глядя на уплывающий прочь перрон.- Приснится же такое...

"Зато я как следует выспался",- подумал он и всего через пятнадцать минут заснул снова.