Переодевшись, Лавердюр, как обычно, направился в Сент-Пелажи. Да, едва не забыл, дорогой маркиз: плут влюбился в Розетту и, занимаясь моими делами, надеялся продвинуть и свои, так что им руководили целых два чувства: выгода и любовь; неудивительно, что он столь тщательно выполнял мои указания. По дороге ему повстречались двое молодых людей, разгоряченных чрезмерным употреблением шампанского; отпустив Лавердюру несколько двусмысленных комплиментов, они остановили его и, оглядев со всех сторон, решили, что перед ними и впрямь богиня красоты, а значит, сия богиня должна отвести их в храм, где они в полной мере принесут ей жертвы, коих она заслуживает. Как видите, маркиз, повязка Вакха еще плотнее прикрывает глаза смертных, нежели повязка Амура; ежели вторая лишает зоркости, то первая и вовсе искажает зрение: нет ничего опаснее призрачных видений.

Попытки Лавердюра отбиться были напрасны: его осыпали самыми лестными комплиментами, награждали самыми нежными эпитетами. Потом он признался мне, что, будучи представителем сильного пола и имея привычку расточать дамам столь же пошлые комплименты, он внезапно осознал, какому сильному искушению подвергается хорошенькая женщина, чьи уши услаждают сотнями подобных любезностей. Не в силах вырваться из рук затуманенных алкоголем повес и не желая разыгрывать чересчур честную женщину — из опасения, как бы приятелям не захотелось поближе ознакомиться с этой самой ее честью, которая, как это нередко случается, при ближайшем рассмотрении отсутствует вовсе, Лавердюр пригласил кавалеров к себе. Тем более, что предприимчивые молодые люди сами просили его об этом. Он почел за лучшее выполнить их просьбу. Они взяли фиакр, и Лавердюр назвал кучеру адрес, куда их везти. А теперь, дорогой маркиз, постарайтесь забыть, что Лавердюр — всего лишь слуга; представьте, что в подобную историю влип один из наших друзей. Тогда рассказ сей станет для вас занимателен вдвойне.

Ну и забавный же вид был у нашего Лавердюра! Представляю себе, как молодые люди ласкали его, целовали, подступали к нему с нескромными предложениями, а он старался увильнуть от поцелуя одного и сдержать нескромные руки другого, хотя весьма быстро мог бы поставить их на место, позволив обнаружить все признаки своего пола. Повесы с удовольствием убеждали себя, как приятно будет завладеть и обладать прелестями упрямой красотки, а «красотка» с огромным удовольствием обороняла эти прелести, зная, что она ими не обладает. Обычно мы с большей радостью делаем то, что приказывает нам ложь, нежели правда.

Наконец компания прибыла на место — туда, где Лавердюр имел обыкновение переодеваться в женское платье: там жила одна из его кузин, служившая модисткой. При виде ее молодые люди вновь испытали сильнейший прилив страсти, еще больший, нежели при встрече нашего красавчика Адониса.

Гостям были предложены освежительные напитки, и молодые люди, воистину испытывавшие потребность освежиться, воздали им должное. Но так как поползновения, кои они совершали в экипаже, продолжались, было решено устроить небольшую трапезу, во время которой можно было и поговорить о деле. Лавердюр решил продолжать приключение до тех пор, пока родственница его сможет соблюдать приличия и пристойность. Увидев, однако, что кузина уже отбивается изо всех сил, и зная, что чем дольше длится атака, тем меньше у женщины шансов отразить ее, Лавердюр выскочил в соседнюю комнату, сбросил платье и предстал перед незваными ухажерами в своем истинном облике. Вооружившись охотничьим ножом, которым ему, к счастью, никогда не доводилось пользоваться, он подскочил к обоим молодым людям и приказал им убираться вон: иначе будет худо. Как вам известно, дорогой маркиз, Лавердюр никогда не отличался трусостью; грозный вид его отрезвляюще подействовал на юных повес. Выскочив из дома, где они надеялись получить вознаграждение за свое долготерпение, а встретили прием отнюдь не дружественный, они сели в дилижанс и укатили прочь. Возможно, Лавердюр и приврал мне, сказав, что еще долго бежал по улице за каретой, грозя повесам кулаком; впрочем, не исключаю, что он действительно так и сделал. Словом, он благополучно отделался от навязчивых незнакомцев, а его осмотрительность и случай в тот день спасли его от ловушки, подстроенной ему председателем.

Председатель же, уязвленный провалом своего замысла, продолжил следить за Лавердюром. На следующий день наш малый отправился к Розетте, рассказал ей о своих приключениях и, без сомнения, вселил в нее бодрость духа. После победы каждый солдат, даже самый трусливый, имеет право на поощрение. В этот вечер Лавердюр пробыл у Розетты меньше обычного, а посему счастливо избежал облавы, устроенной по очередному анонимному письму, отправленному председателем. Несколько дней подряд Лавердюр благополучно избегал расставленных ему ловушек. Думаю, если бы он знал о них заранее, он наверняка угодил бы в одну из них. Месть не дремлет, простота же засыпает в объятиях невинности и веры.

Наконец председатель, не на шутку разозлившись, решил сам выследить своего слугу. Увидев, как тот в женском платье вошел в приют, он предупредил комиссара, настоятельницу и отряд стражников. Выяснилось, что предметом интереса Лавердюра была Розетта; тогда председателю все стало ясно. Лавердюр уже собирался уходить, как вдруг заметил какую-то подозрительную суету; вспомнив об обысках, о коих ему успели рассказать, он сообразил, что появление в женском приюте стражников, вполне вероятно, связано с его собственным здесь нахождением. Он испугался, однако не потерял головы. Поразмыслив, Лавердюр решил, что здесь не обошлось без его хозяина; сопоставив кое-какие факты, он окончательно пришел к этому выводу. Тогда слуга решил бежать и при этом еще и отомстить хозяину. Мгновенно скинув женское платье, он остался в короткой белой рубашке и штанах, в кармане которых случайно оказалась вышитая шапочка; водрузив ее на голову, он прошествовал мимо монахинь и караульных, изображая из себя случайно забредшего во двор то ли любопытствующего, то ли садовника. Замысел его удался; он даже перекинулся парой слов с сержантом, доверительно сообщив тому, что провел его сюда человек знатный, а именно председатель де Мондорвиль, влюбленный в одну из здешних монахинь. Сержант бросился к комиссару, и тот, выслушав его, решил разом покончить с этим делом. Он приказал монахиням открыть пошире ворота и увел свой отряд, посоветовав обитателям приюта сохранить все в тайне: судейские не любят выяснять отношения друг с другом. Если бы не удачная выдумка Лавердюра, его бы непременно обнаружили. Теперь же слух, пущенный им, мгновенно распространился по всему монастырю, а так как некоторые действительно заметили стоявшую неподалеку карету председателя, выдумке этой все поверили. Так Лавердюр расквитался со своим хозяином, а тот так и не осмелился заговорить с ним о его похождениях.

Монахини, давно уже точившие зуб на Розетту, воспользовались случаем и решили наказать ее, ибо повод для этого наконец нашелся. В приемной обнаружили скомканную женскую одежду, в которой опознали платье мнимой родственницы Розетты. Несчастную девицу посадили в темную келью на хлеб и воду, где она пробыла до тех пор, пока старания господина Леду по ее освобождению не увенчались успехом. К счастью, более страдать ей в жизни не приходилось.

В обществе распространился слух, что председатель, переодевшись в женское платье, проник в Сент-Пелажи и хотел умыкнуть оттуда приглянувшуюся ему девицу. Сестры из обители не отрицали эти сплетни; председатель сначала сердился, а потом стал смеяться вместе со всеми.

Тогда же он и выяснил историю с Лавердюром; смышленый малый, гордый тем, что ему удалось обвести хозяина вокруг пальца, честно ему во всем признался, за что и получил прощение. Однако председатель едва не рассорился со мной, ибо именно я должен был раскрыть ему секрет Лавердюра и не заставлять хозяина шпионить за собственным слугой. Впрочем, благодушие председателя одержало верх. Стараясь хранить серьезный вид, он поведал мне о своих похождениях; я же с трудом сдерживал смех. Обычно так и бывает: те, кто хотят подловить других, сами попадаются в ловушку. Мы всегда готовы как услужить ближнему, так и подложить ему свинью — все зависит от обстоятельств.