Забавна в этом случае логика женщины: «Не смей сравнивать меня с другой! Я неповторима! Я индивидуальна!». Но если ей сказать, что она, допустим, похожа на Бриджет Анн-Мари Бардо, она вытаращит глаза, рот растянется до ушей, а щеки покраснеют, и будет примерно так: «Ах, правда?». И куда в такие моменты девается вся индивидуальность и неповторимость? Куда деваются расчетливые мысли? В какое далекое путешествие отправился здравый рассудок Лилит, что она сидела и думала о том, кто из них лучше – француженка или она. И это вместо того, чтобы думать, что делать дальше!

Мозг отказывался осознавать и обдумывать всю шаткость положения. Лилит очень хотела позвонить Жаклин, просто посидеть с ней рядом, чтобы она молча поддержала ее. Лилит встала, достала телефон и набрала номер. Три длинных гудка, затем последовали короткие сигналы. Жаклин в очередной раз скинула ее звонок. Лилит вздохнула и посмотрела на телефон.

«Ну почему? В столь тяжелой и неясной ситуации у меня никого нет рядом. Почему люди так любят оставлять своих близких людей тогда, когда они так нуждаются в поддержке? Жаклин, ты такая дура! Почему ты не хочешь разобраться в том, что произошло? Я уверена, что ты ни разу не задумалась о том, почему я вдруг внезапно решила сообщить всю твою подноготную мужу. И, черт возьми, ты даже не хочешь меня выслушать! А ты мне так нужна сейчас, ты же специалист по изменам. Господи, мне смешно от этого всего, правда, смешно! Какая же нелепость! Моя подруга ненавидит меня за то, чего я не делала, мой любимый человек спал с другой у меня на глазах в нашей постели! Что мне еще остается делать, кроме как смеяться? Да пусть они оба исчезнут из моей жизни, из головы! Два предателя!»

Лилит грохнулась на кровать и провалилась в сон.

Левиафан сидел в номере, смотрел в окно, рядом лежал уже окостенелый труп Мишель. Он все также сидел голый и неподвижный, словно сам был окаменелостью, которой уже несколько тысяч лет. И как будто в течение этих лет на его лице не появилось ни единой морщинки от мыслей.

«Я мудак! Это единственное, что приходит мне на ум. Просто идиот. Я же просто хотел выпить ее крови, а потом освободить от дальнейших нападок жизни. А в итоге я освободил себя от любимой девушки, сам того не желая. И как бы мне тяжело не было признавать, но мне сейчас очень плохо…Что сподвигло меня на этот детский и глупый поступок? Как мне его теперь расхлебывать?Больше всего меня интересует, как вернуть утраченное доверие? Я с таким трудом добился его…И что я сделал? Пришел с грязными ногами и вытер их о доверие. Ну не мудак, а? Вернуть утраченное доверие – также сложно, как и заставить работать теорию Дарвина, практически невозможно… Так глупо потерять душу любимой девушки…Я даже не знаю, есть ли смысл возвращаться туда, валяться у нее в ногах и молить прощения? Я абсолютно уверен, что прощения я смогу вымолить, ну или просто добиться его, но вот насчет доверия – не уверен. По прошествии стольких лет я понял, что разрушенное на части доверие, хуже, чем склеенная ваза. На такую вазу люди бояться дышать, чтобы не дай Бог она не упала снова и не разлетелась на части. А с разбитым доверием люди не хотят иметь вообще ничего общего. Они просто избегают человека, который разбил эту жизненно-важную чашу для отношений, то есть меня… А как дальше? Она простит меня, и я всегда буду читать в ее взгляде презрение и упрек, оно мне надо? Можно конечно вырвать ей глаза, чтобы я не видел в них этого. Можно отрезать ей язык, чтобы я не слышал этого, можно оторвать ей руки, чтобы я не чувствовал через них. Но я не могу вырвать свою и ее память! Память – словно огромная галактика скопившихся воспоминаний. Самые важные и нужные всегда хранятся рядом и не дают забыть о них…Как и до любой галактики человек не может дотянуться рукой и выкинуть оттуда не нужную планетку, тоже самое и с памятью. Никогда никто не сможет взять и выкинуть из памяти разбитое доверие. И каждый раз, оно, как назойливый слепень, кусающий кобылу в летнем поле, будет возвращаться и кусать совесть. Эта несчастная лошадь будет стоять и махать своим никчемным, по сравнению с телом, хвостом, пытаясь отогнать муху, кусающую так больно, словно острая спица протыкает тело насквозь …Лилит, милая моя, ты будешь этой мухой, которая зажрет меня до смерти, потому что я не смогу ее отогнать. Но Лилит, у меня нет другого выбора, только как быть сожранным тобой, потому что я люблю и САМ хочу вернуть назойливого слепня в виде тебя, зная, что твоя месть – это очень жестокие выходки, и, что без них наше воссоединение не обойдется. Лилит, я готов,…но не сейчас. Ух, поверить не могу, я умудренный опытом вампир, красивый, сексуальный, должен снова идти к ней и показывать свою потребность в ее голосе, в ее взгляде, теле, красоте…Какого черта? Откуда взялась эта девочка? Боже, да я лучше всех знаю, откуда она взялась…Но вот почему она имеет такую власть надо мной? Почему я не могу просто плюнуть на нее и продолжить жить своей жизнью?»

Левиафан лег на кровать и потянулся. Ему надо было ехать. Возвращаться в привычную колею ссор, упреков, криков, страха и … любви.

Пересечь границы незамеченным и на своих двоих не составило никакого труда. Левиафан подошел к своему дому. Напротив него стоял разбитый лексус. На нем не было ни единой ровной и гладкой поверхности, не было ни одного целого стекла, даже боковые зеркала и зеркала заднего вида были разбиты в дребезги.

«Очень мило, другого я, в принципе, и не ожидал, Лилит», подумал он и прошел вперед к дому. На пороге лежали ключи, которые вампир сразу же узнал, они были от его дома. Это тоже совершенно не удивило его. Дверь не была закрыта, Левиафан слегка толкнул ее ногой и она, скрипя, открылась на половину, ударившись обо что-то. Он заглянул за дверь и то, что он там увидел, чуть не вывернуло его наизнанку. Его любимая, драгоценная скрипка, чуть ли не ровесница Левиафана, была разбита в дребезги. Все части держались только за счет струн. Даже смычок был порван.

«Дрянь!», глаза вампира сузились от злости, «Зачем? Скрипка-то в чем виновата? Я сделал тебе больно, не машина, не дом, не уж тем более скрипка! Я это сделал! Почему у тебя хватило смелости прийти сюда, сломать все, что мне дорого, но ты не смогла прийти и разнести мне лицо, например. Поверь мне, милая, я бы позволил тебе это сделать потому, что виноват перед тобой…Но таким поступком ты только разозлила меня… », Левиафан прошел внутрь дома и просто опешил от увиденного.

Все, что окружало его, все, что он любил и ценил, все это было разбито или разорвано на мелкие осколки и кусочки. Вокруг него ничего не осталось, только хаос, бардак, который будил в нем то, что Левиафан в течение трех месяцев пытался уложить спать – злость!

– Она не имела права этого делать! Все…все… она все сломала! – шипел он сквозь зубы. – Дрянь! Тебе придется поплатиться за это! Будь я проклят! Лилит, это же антиквар! Ты не ценишь вообще ничего в этой жизни, что стоило бы ценить! Ох, как же я тебя ненавижу за это! В такие моменты, я реально хочу взять в руки твою тонкую шейку, поцеловать ее и сломать с таким хрустом, который я не смог бы забыть никогда!

Лилит докрасила глаз, поморгала и посмотрела на себя. Улыбнувшись, она вышла на улицу. Ее позвали на вечеринку в честь дня рождения знакомой. Лилит было ужасно плохо и больно находится одной дома. Ей все напоминало вампира, а она очень хотела забыть его.

С тяжелым, но свободным сердцем она ехала на метро, прямо как четыре месяца назад, до тех пор, пока в ее жизни не появился он. В метро ее окружали люди, все те же самые люди, но ей было так хорошо от этого, она так соскучилась по живым людям. Ее ничего больше не связывало с потусторонним миром. Не найдя разницы между живыми и мертвыми, она в нем разочаровалась. Все врут, и те и другие, и нет никакой разницы. Искать честность среди людей, неважно каких именно, то же самое, что искать живых динозавров в наше время. Их нет, так же как и правды.

С каждым днем хорошие людские качества просто перестают существовать. Мир становится злее, а злу не нужна правда. Это-то и расстраивало Лилит. Несколько тысяч лет человечество пыталось взрастить в себе добродетели. К великому удивлению, у них получилось, правда, не у всех, но у большинства, но, сейчас, люди упорно стараются выбросить все хорошее из себя и сохранить только зло и негатив. Причем с этим они справляются гораздо быстрее. На то, чтобы стать бесчувственными живыми камнями им понадобилось, в общей сложности лет так пятьдесят. Ну, неужели самим не жалко потраченные века на то, чтобы стать людьми? Или проще обвинить во всем Иуду? Не было бы его, не было бы предательства и лжи? Люди же всегда во всем винят религию, правительство, других людей, кого угодно, но только не себя. Все население земли было словно лишено памяти, они все забыли, что изначально у них было все, и то, что они потеряли это все – это только их вина, не Бога, не президента или еще кого-нибудь. Все это они сделали собственными руками, загубили все самое хорошее на корню. Даже в церкви сейчас невозможно найти правды. Священники и попы – они тоже люди, а значит, они ничем не отличаются от других. Им на самом деле еще хуже. Простые люди просто врут, а эти врут в доме Господнем и перед ликом Его. О чем тут можно дальше говорить? Если даже приближенные к Богу, кем они себя считают, врут…