Да разве я этого могу желать в Вас, которого я так люблю, - сохрани бог. Как артиста, как человека я ставлю Вас неизмеримо выше таких мер, но я желала бы, чтобы Ваши сочинения побольше пускались в ход издателем, т. е. побольше продавались бы за границу, и если надо, то с некоторою уступкою в цене.

Мои проекты на лето еще не установились, но, во всяком случае, я поеду в начале июня в Браилов, пробуду некоторое время там и оттуда за границу, но вот именно время этого пребывания в деревне и выезда оттуда еще не определено. Ваше предположение, милый друг, что я так детально занимаюсь делами своей железной дороги, ошибочно. Специально ею занимается мой сын Володя, но под главным распоряжением моим, а Браиловым детально и вполне занимаюсь я; мы так разделили с сыном наши дела. После мужа мне остались очень запутанные и затруднительные дела, так что без всякой помощи я не могла бы справиться с ними. Поэтому я выбрала соопекунами к себе моего сына Володю и брата Александра, но главные распоряжения потому сосредоточиваются во мне, что я и опекунша малолетних детей моих и участница во всех делах, оставленных моим мужем. Вы, вероятно, читали о выстреле, сделанном г-жею Засулич в Трепова? Первого апреля это дело разбиралось в Окружном суде, и присяжные заседатели вынесли г-же Засулич... оправдательный вердикт?! Я недоумеваю, потому что хотя поступок Трепова с осужденным Боголюбовым возмутителен, но тем не менее предоставлять каждому частному произволу расправу за действия других, мне кажется, не следует. Прилагаю Вам здесь, друг мой, описание того, что последовало по ее оправдании, и передовую статью “Московских ведомостей” по поводу этого оправдания; я вполне согласна с мнением Каткова об этом предмете. Я нахожу, что следовало Трепова судить и осудить за его поступок с Боголюбовым, а г-жу Засулич осудить за самовольную и немножко резкую расправу с Треповым. А вчера у нас в Москве произошел случай. который приятнее действует, чем это либеральное оправдание. Тут дело также в расправе, но это была здравая, прямодушная расправа русского народа с извращенными, циничными понятиями передовых людей. Прилагаю Вам описание и этого случая.

Это письмо я посылаю уже в Каменку, потому что думаю, что там оно вернее Вас найдет. На днях я получила из Парижа много сочинений Lalo, Godard и Lacomb'a и могла сделать при этом очень интересное наблюдение над прогрессом творчества. В этих сочинениях прислано самое первое сочинение Lalo, посвященное его профессору; ну, знаете, это смешно читать его, до такой степени оно мало похоже не только выработкою, но и характером на теперешнего Lalo. Теперь он отличается такими оригинальными ритмами, смелыми гармониями, неожиданными последованиями; первое же сочинение его, названное fantaisie originale (в форме bolero [Болеро - испанский танец.]), не имеет в себе ничего оригинального. Оно построено на таких первобытных основаниях, так наивно сентиментально (что теперь ему уже вовсе несвойственно), вертится все на трех каких-нибудь аккордах, так что смешно даже становится. В таком же роде и с Godard вышло. Теперь его играют очень много в Париже; нынешнею зимою он получил премию пополам с Dubois за свою хоровую симфонию “Tacсо”. Из последних его сочинений очень красив скрипичный концерт. Его музыка совсем другого характера, чем Lalo. Он романтической школы, и в этом характере она имеет самобытность чувства и новизну. Зато третий из них, Lacombe, ну, об этом можно сказать то же, что о Римском-Корсакове: что он хороший контрапунктист и только. Он, должно быть, пианист, потому что пишет сонаты для фортепиано со скрипкой совсем по-фортепианному. Знаете, я из сонат скорее всего узнаю, написаны ли они пианистом или скрипачом.

У нас погода отличная, трава начинает зеленеть. Вы ничего не потеряете, дорогой друг мой, вернувшись в Россию: в настоящее время, должно быть, у нас теплее, чем в Clarens. Милочка очень благодарит за внимание и в свою очередь посылает Handkuss [воздушный поцелуй]. Она все ждет, когда Вы приедете сюда, и она поведет Вас в мой кабинет показывать Вам Ваш портрет. Вообразите, что она препорядочно знает географию, и это только потому, что присутствует при уроках Сони. До свидания, мой дорогой, несравненный друг. Всем сердцем Вас любящая

Н. ф.-Мекк.

Только что я окончила мое письмо, как мне подали № “Голоса”, в котором я прочла рецензию Лароша, где он очень много говорит о Вас, дорогой мой Петр Ильич; посылаю Вам эту статью. Расскажите мне, пожалуйста, милый друг, кто такой этот Ларош и что он за человек. Я очень люблю читать его критики, потому что в них виден человек образованный и умный, хотя не всегда беспристрастный; я хотела бы знать об нем что-нибудь. Заметьте, Петр Ильич, что Ларош высказывает то же мнение, которое я выразила однажды в одном из моих писем к Вам и которое Вы совершенно отвергли, - это то, что музыка не может выразить всех оттенков и разнообразия чувств так, как поэзия. Ларош говорит также, что “музыка бессильна бороться с поэзиею”. Теперь пока конец концертам. Я говорю: “пока”, потому что на святой готовятся опять. Сию минуту получила Ваше письмо, мой добрый, несравненный друг. Благодарю Вас от глубины души за Ваше участие и внимание ко мне. Так как моя тоска есть следствие нравственных причин, то что же лучше может облегчить ее, как доброе, ласковое слово дорогого человека? Вообще ничто не трогает [окончание письма не сохранилось].

Clarens,

4/16 апреля 1878 г.

Модест вчера уехал в Лион. Невыразимо пусто, мрачно и грустно сделалось теперь здесь. В комнату его и Коли нет сил войти. А между тем завтра мы увидимся. Что же будет, когда придется расстаться надолго в Каменке?

Завтра в три часа я уеду отсюда не в Женеву, как предполагал, а в Лозанну, где и буду ожидать брата, который приедет вечером. В четверг утром мы едем в Мюнхен и Вену.

Припоминая все шесть недель, проведенные здесь, я не могу не сказать, что, несмотря на дурную погоду, они оставят во мне самые лучшие воспоминания. Трудно представить себе обстановку более благоприятную для моего мизантропического нрава. Мне очень жаль, что здешняя хозяйка так несчастлива, что у нее никогда нет жильцов, но для меня это очень благоприятное обстоятельство. Я мог не без основания воображать себя живущим в своей собственной вилле, так как, кроме нас, здесь жила еще одна больная дама, не выходящая из своих комнат, и больной господин, тоже обреченный сидеть взаперти. Потом чудная местность, великолепная терраса на озеро, отдаленность от другого жилья, все это очень удобно и приятно. Наконец, общество брата и его воспитанника, тишина, возможность без всякой помехи работать, - ах, как я все это ценю.

Сегодня идет целый день дождь, но он уже не сердит меня, потому что природа подарила нас такими чудными тремя днями перед этим, что можно терпеливо перенести хоть несколько дней ненастья. В воскресенье мы ездили a Vernayaz смотреть gorges du Trient.Я их вижу уже не в первый раз, но что это за прелесть, и что за чудная весенняя погода была в этот день! В довершение всего, вечером на небо всплыла луна, и наступила такая чудная ночь, что трудно было решиться идти спать. Мне очень приятно, что накануне отъезда брата природа расщедрилась и наградила нас этим восхитительным днем.

Очень умную книгу читаю я теперь и очень рекомендую Вам прочесть ее, дорогой друг мой. Это “Les origines de la France contemporaine” Тэна. Он излагает поразительно правдивую картину нравов, быта и общественной жизни, как публичной, так и частной, во время первой революции. Книга эта придется очень не по вкусу тем поклонникам первой революции, которые не хотят в ней видеть ничего, кроме торжества великих идей свободы и братства. Мысль Тэна та, что весь смысл и историческое значение революции заключаются вовсе не в борьба за идею, а в борьбе за право собственности. Двигателем революции он признает не стремление добыть расширение политических прав, а желание бедных поживиться на счет богатых. Весь же пышный декорум революции, громкие слова: свобода, братство, равенство - он называет пустым призраком и признает во всем этом лишь смешные и комические стороны. Мысль очень смелая, особенно в устах француза, который без фраз не может обойтись и считает долгом восхищаться своей революцией. Пока вышел только первый, но на днях должен выйти второй том.