Власть Барклая над русскими и прусскими подразделениями в Богемской армии была более реальной, но не более целесообразной.

Она стала бы более эффективной, если бы приказы шли напрямую от Шварценберга к командующим армейскими корпусами (великому князю Константину, Витгенштейну и Клейсту), вместо того чтобы поступать к ним с задержкой и в искаженном виде через Барклая. В течение первой половины осенней кампании даже положение Витгенштейна было проблематичным. В принципе он командовал 2-м корпусом Евгения Вюртембергского и 1-м корпусом князя Андрея Ивановича Горчакова, брата военного министра. На практике, однако, корпус Евгения был выделен из основных сил в августе 1813 г., и в действительности войсками Горчакова командовал Витгенштейн. В результате присутствие Горчакова также временами становилось излишним: в августе Витгенштейн и Горчаков часто просто-напросто мешали друг другу, стараясь выполнить одну и ту же работу [682] .

К тому времени как ведущие генералы коалиции встретились 17 августа на военном совете в Мельнике, признаков наступления французов в Богемию не наблюдалось: почти все генералы теперь полагали, что Наполеон, возможно, атакует Бернадота и попытается взять Берлин. Радецкий и Дибич, два лучших штабных офицера, присутствовавших на совете, придерживались единого мнения. В этом случае основные силы армии не могли отсиживаться за горами и оставлять Бернадота на произвол судьбы. Если Наполеон двигался в северном направлении, союзники имели возможность безопасно перебраться через горы широким фронтом, причем главная линия их наступления должна была быть направлена через Лейпциг в тыл врага. Поэтому совет принял решение о вторжении в Саксонию сразу после прибытия русского и прусского подкреплений. Витгенштейн должен был наступать по правому флангу по дороге на Теплиц от Петерсвальда через Пирну на Дрезден. В центре пруссаки под командованием Клейста должны были пройти от Брюкса через Зайду на Фрайбург. За ними должны были следовать резервы Константина. Тем временем основные силы австрийцев должны были наступать по дороге, ведущей от Коммотау через Мариенбург на Хемниц и в конечном итоге на Лейпциг. Более мелкие отряды австрийцев должны были воспользоваться дорогами, которые шли по обеим сторонам от главной дороги, причем на краю левого фланга австрийцев находилась колонна Кленау.

Колонны союзников пересекли границу Саксонии и вошли в ее пределы 22 августа, ранним утром субботнего дня. Однако еще до их вступления в Саксонию поступавшие в ставку коалиции данные разведки подтверждали, что Наполеон в конце концов не направился на север против Бернадота, а напротив, находится в Восточной Саксонии под носом у Блюхера. Если это было правдой, то означало, что наступление на Лейпциг было бесполезно и вело в никуда. Наполеон тем временем мог разгромить Блюхера. Он мог также отойти на запад и разбить Витгенштейна или воспользоваться тем, что переправа через Эльбу у Кёнигштайна находилась в его руках, и нанести удар в юго-западном направлении — в тыл коалиции в Богемии. Эта тревога была обоснованной. Как только бы союзники углубились в массив Рудных гор, им потребовалось бы по меньшей мере четыре дня для концентрации всех сил на фланге Витгенштейна в случае нападения на него Наполеона. Хотя командующие войсками коалиции и не могли знать об этом, но Наполеон действительно писал своему командующему в Дрездене, маршалу Сен-Сиру, что он ничего не имеет против того, чтобы союзники вошли на территорию Западной Саксонии или отрезали его коммуникации с Францией. Что его действительно заботило, так это не дать им завладеть переправами через Эльбу и прежде всего крупной базой снабжения в Дрездене, которую Наполеон подготовил для осенней кампании. Более того, французский император на самом деле раздумывал о том, чтобы нанести удар в тыл коалиции через Кёнигштайн [683] .

Если бы система управления союзными войсками была достаточно гибкой, они могли бы скорректировать свои планы еще до начала наступления и сместить его острие к востоку в направлении Дрездена. Однако в последний момент изменить траекторию движения столь многочисленной армии с весьма причудливой командной структурой было чрезвычайно трудно. Шварценберг писал своей жене вечером 20 августа: «…мы хотим пересечь границу 22 августа и затем быстро свернуть в сторону Эльбы». Этот план не представлял проблем для русских, поскольку он не менял согласованной ранее линии движения Витгенштейна и великого князя Константина. Даже пруссакам Клейста не пришлось бы маршировать слишком далеко, чтобы добраться до нового места концентрации сил в районе Диппольдисвальде и Дрездена. Для австрийцев, однако, все было совсем не так. Им предстояло пройти больше всех, и им пришлось бы идти ужасными горными тропами, которые петляли по крутым долинам горных потоков, следовавших один за другим. Уже 23 августа генерал Вильсон случайно столкнулся с австрийцами Кленау, «промокшими до нитки; большая их часть была без обуви, а многие без шинелей». Он записал, что моральный дух бойцов Кленау, значительная часть которых состояла из новобранцев, казалось, был высок, но спорным представлялось, что он останется таковым в дальнейшем, учитывая, что дождь лил не переставая, их желудки уже были пусты, повозки австрийского интендантского управления тащились в самом хвосте, а тропы утопали в грязи. Войскам Кленау потребовалось шестнадцать часов, чтобы преодолеть последние 32 километра по пересеченной местности на пути к Фрайбургу. Чтобы добраться до Дрездена, им предстояло пробираться по еще худшим тропам через Тарандтский лес [684] .

Первоначально смещение союзников в восточном направлении было в гораздо большей степени обусловлено стремлением защитить Витгенштейна и Богемию, чем захватить базу Наполеона в Дрездене. К 23 августа, однако, разведка донесла, что Наполеон на самом деле находился в Силезии, еще дальше к востоку, чем предполагали союзники. Вечером 23 августа Шварценберг писал жене, что к следующему дню ставка коалиции будет размещена в Диппольдисвальде и что армия атакует Дрезден во второй половине 25 августа, если к тому времени там удастся сосредоточить достаточные силы. Затем он, правда, значительно способствовал тому, чтобы этого не произошло, дав большей части австрийской армии день для отдыха 24 августа [685] .

Истинная причина этого шага заключалась в том, что дело оказывалось не столь срочным, как того опасались, поскольку Витгенштейну и Богемии не угрожала непосредственная опасность. Несомненно также и то, что добросердечный главнокомандующий внял стенаниям своих австрийских генералов по поводу жалкого состояния их войск. Не решив для себя, есть ли возможность взять Дрезден 25 августа, Шварценберг колебался.. Если бы он был Блюхером, Дрезден был бы атакован 25 августа, даже если бы половина австрийских войск выбыла из строя от истощения во время марша. С этого момента австрийцы стали пользоваться репутацией самых медлительных войск на марше среди всех армий коалиции. Георг Каткарт, британский офицер и сын английского посла в России учтиво писал о «сравнительном запаздывании их передвижений». Ланжерон высказывался более прямолинейно: «Австрийцы всегда опаздывают, и именно их неискоренимая медлительность постоянно ведет их к поражению» [686] .

В австрийской официальной истории утверждается, что когда 25 августа настал момент запланированной атаки, не успели подойти не только их собственные войска, но и пруссаки Клейста. Было решено отложить атаку до следующего дня. Но 26 августа между лидерами коалиционных сил завязался ожесточенный спор по поводу практической выполнимости штурма Дрездена. Фридрих Вильгельм III был горячим сторонником атаки: сторонником ее, хотя и менее ярым, был Шварценберг — но только в случае прибытия достаточного количества войск и не ранее этого момента. Александр, как всегда, сомневался и ко второй половине дня 26 августа выступил против этой идеи. Он полагался на совет Моро и Толя, считавших, что любая атака обречена на провал.

Такое же мнение еще 25 августа высказал командовавший дрезденским гарнизоном Сен-Сир. В девять утра 25 августа он рапортовал Наполеону, что колонны союзников приближаются к городу и, похоже, замышляют штурм: «Это атака представляется мне несколько запоздалой, учитывая приближение Вашего Величества». Он добавлял, что, поскольку Мюрат уже показался у города, и бивуачные костры наполеоновского корпуса должны быть видны союзникам, они не могут питать каких бы то ни было иллюзий относительно скорого прибытия французского императора. Вопрос, возможен ли был штурм Дрездена 26 августа, вызывает сомнения до сих пор. Оборонительные укрепления города были восстановлены и усилены Наполеоном за время перемирия: как он сам убедился за год до этого в Смоленске, даже стены старой конструкции и временные фортификации могут сильно замедлить продвижение атакующих сил. Более того, к 26 августа подкрепления Наполеона уже входили в город [687] .