Цель всех этих жалоб, несомненно, отчасти состояла в том, чтобы оттянуть время. Бафатион испытывал отвращение при мысли о том, что придется отступить без боя и 18 июня обратился к Александру за разрешением нанести упреждающий удар. В пылком письме он изложил все неудобства, связанные с отступлением. В оправдание Багратиона может быть приведено то соображение, что правильному пониманию реальной ситуации не способствовал тот факт, что Александр не передал ему сведений русской разведки о численности наполеоновской армии. Равно как не имел Багратион и ясного представления о расположении сил Наполеона по ту сторону границы. Еще до того, как он смог получить ответ от императора, Наполеон 24 июня пересек границу. Война началась [221] .

В марте 1812 г. М.Б. Барклай де Толли был назначен командующим 1-й Западной армией, Главная квартира которой находилась в Вильно — крупнейшем городе Литвы. Хотя он по-прежнему именовался военным министром, Барклай передал текущее руководство министерством князю А.И. Горчакову, который остался в Петербурге после того, как Барклай и другие наиболее способные офицеры покинули столицу и отбыли в расположение ставки.

Первая армия насчитывала около 136 тыс. человек. Она была крупнее 2-й Западной армии князя П.И. Багратиона (около 57 тыс. человек) и Третьей Обсервационной армии генерала А.П. Тормасова (около 48 тыс. человек) вместе взятых [222] . Все вместе эти три армии охраняли западную границу России от вторжения Наполеона. М.Б. Барклай ни в коей мере не являлся верховным главнокомандующим всех трех армий. На самом деле он был младше по званию, чем П.И. Багратион и А.П. Тормасов, что имело большое значение в системе строго иерархических отношений, установившихся в среде имперской знати. Единственным верховным главнокомандующим был сам Александр I, прибывший в Вильно в апреле.

Основной костяк Первой армии составляли пять пехотных корпусов, которые к июню 1812 г. выстроились вдоль границы с Восточной Пруссией и северной границы герцогства Варшавского. В состав каждого корпуса входило две пехотных дивизии, в свою очередь, состоявших из трех бригад. Две из этих бригад были сформированы из полков тяжелой пехоты, один — из егерских. Как было указано ранее, русский пехотный полк участвовал в кампании силами первого и третьего батальонов, сражавшихся бок о бок. Пехотная бригада поэтому обычно имела в своем составе два полка, состоявшие из четырех батальонов. Полностью укомплектованная бригада в начале войны должна была в принципе насчитывать 3 тыс. человек. Тогда российская пехотная дивизия должна была состоять из 6 тыс. тяжелых и 3 тыс. легких пехотинцев, хотя в действительности из-за болезни и отсутствия в строю многих солдат ни одна из них не достигала таких размеров. В состав российской дивизии также обычно входили три 12-пушечных артиллерийских батареи. Две из этих трех батарей именовались «легкими», и были укомплектованы по преимуществу шестифунтовыми орудиями. Третья представляла собой тяжелую батарею с двенадцатифунтовыми пушками. Как легкие, так и тяжелая батареи имели в своем составе гаубичный расчет, предназначавшийся для стрельбы под большим углом.

К пехотным корпусам были приписаны небольшие полки казаков и регулярной легкой кавалерии. Большая часть легкой кавалерии, однако, была сформирована в отдельные конные отряды. С толку сбивает то, что они получили название «резервных кавалерийских корпусов», хотя фактически не были ни резервами, ни корпусами. Каждый из трех так называемых «резервных кавалерийских корпусов» Первой армии насчитывал порядка 3 тыс. боевых единиц и включал в себя от четырех до шести полков драгун, гусаров или улан, а также одну батарею конной артиллерии. 1-м из этих корпусов командовал Ф.П. Уваров. 2-й кавалерийский корпус находился под командованием барона Ф.К. Корфа, а 3-й — генерал-майора графа П.П. Палена, сына и тезки человека, стоявшего во главе заговора, который привел к свержению и убийству отца Александра I в 1801 г. Родственные связи, казалось, не сильно навредили карьере юного Палена, которому в 1812–1814 гг. суждено было проявить себя в качестве исключительно способного кавалерийского командира.

Фактически резервы Первой армии стояли позади первой линии близ Вильно. Они состояли из 5-го корпуса великого князя Константина Павловича и включали девятнадцать батальонов лейб-гвардии и семь гренадерских батальонов. К ним были прикреплены четыре полка тяжелой кавалерии 1-й кирасирской дивизии, состоявшие из кавалергардов и конной лейб-гвардии. Великий князь Константин Павлович также командовал пятью артиллерийскими батареями, и кроме того, три тяжелые батареи образовывали общеармейский резерв [223] .

Когда в июне 1812 г. началась война, люди и лошади Первой армии, за редким исключением, находились в прекрасной форме. В течение многих недель они хорошо питались и имели комфортные условия для проживания — в отличие от солдат наполеоновской армии, которые к тому моменту часто страдали от голода и усталости, поскольку прошли маршем через всю Европу и с трудом могли себя прокормить, так как в казармы, располагавшиеся в приграничных районах Пруссии и Польши, прибывали все новые и новые воинские контингенты. Как и следовало ожидать, основные проблемы российской армии касались не солдат и их полков, а штаб-офицеров и верховного командования.

Начальником главного штаба М.Б. Барклая был генерал-лейтенант Н.И. Лавров. Главным генерал-квартирмейстером при нем состоял генерал-майор С.А. Мухин. Их несоответствие высшим штабным должностям выявилось совсем скоро после начала войны. Мухин участвовал в кампании в течение семнадцати дней, Лавров — всего девяти. Последнего на посту сменил генерал-лейтенант маркиз Ф.О. Паулуччи, который находился в свите Александра I и чью кандидатуру император в ультимативной форме предложил М.Б. Барклаю. Паулуччи ранее служил в пьемонтской, австрийской и французской армиях. Он был из числа тех, кто поступил на русскую службу вследствие кампаний, проводимых Россией на побережье Адриатического и Средиземного морей в 1798–1807 гг. В своем письме к Александру I Ф.О. Паулуччи описывал себя как обладателя «живой и страстной» натуры, которую нельзя ограничивать, поскольку она сгорала от нетерпения служить на благо императора. Без сомнения, Паулуччи являлся обладателем весьма живого эгоизма и неприятной манеры внушать исподволь, что любой, кто с ним не соглашался, был либо дураком, либо предателем. При всем уме и энергичности Паулуччи, в России было вполне достаточно генералов подобного склада, чтобы еще прибегать к услугам пьемонтского enfant terrible. M. Б. Барклай не верил ни в подготовленность Паулуччи, ни в его лояльность и с самого начала задвинул его на вторые роли. Паулуччи сразу подал в отставку. В начале июля полковник К.Ф. Толь стал действующим генералом-квартирмейстером Первой армии. На место Паулуччи в качестве начальника главного штаба был назначен генерал-майор А.П. Ермолов. Теперь правильные люди заняли соответствовавшие им должности. И К.Ф. Толь, и А.П. Ермолов были отменными солдатами, которым суждено было сыграть решающие роли в кампании 1812–1814 гг. [224]