Как-то весной, когда Славута невиданно исполнился и домчал свои воды к селению царского рода, пожаловали к ирпенской долине гостьи из далекого северного края. Были они суровые, неразговорчивые. Предлагали обоюдоострые мечи, бронзовые шлемы, серебряные украшения для конской сбруи. Брали за то воск, тонкое полотно, лесной мед. Плыли гости к морю, а там - аж в богатую Византию.

Потянуло молодого Горевея с ними. Безудержно, неотвратимо. Отец задерживал. Но, посоветовавшись с ведунами, отпустил.

Дал сыну тридцать дружинников, посадил их на просмоленные лодки-дубы, наделил разнообразным сокровищем-хлебом, чтобы было чем торговать в заморских землях, да и благословил именем пращуров-царей на счастливое путешествие.

Натянули дружинники паруса и поплыли вслед за чужестранцами к Славуте. А там - широким течением вниз, к морю. Около гремучих, неистовых порогов напали на них степные разбойники, и оборонились от них дружинники Горевея, потому что на подмогу пришли вольные рыцари из Хортицы.

Длинным, опасным был путь. Всего изведали путешественники - и жару, и бури, пока добрались богатой Византии. Великолепие и величие империи поразили Горевея, заострили его жажду к роскоши, растравили тщеславие. Он скитался по торжищах востока уныло, недовольно, в душе проклиная отца и пращуров, которые мечтали о царском величии и славе, сидя в гнилых мочарях, тогда как в далеких землях гордятся богатые владыки, преисполненные мощи и роскоши. Жизнь проходит, думал Горевей, и кто не зануздает ее, как дикого коня, тот разве может быть всадником?

Долго или нет торговали славянские гости в чужих землях, а второго лета вернулись к родным лесам. Шумно приветствовали родители и родственники Горевея, счастливо орала малышня, играясь красочными безделушками и игрушками, наряжались радостные девушки в восточные шелка, а виновник праздника был понур и неприветлив.

–  Чем недоволен, сынку?
– спросил отец.

–  Желчь ест меня - прямо ответил сын.
– Ты манил меня царством, а кем я стал? Показал голодному кушанье, а потом отнял? Большей муки невозможно и выдумать!

–  Понимаю, о чем ты - хитро ухмыльнулся отец - Радуйся, слышишь? Твое время наступило!

–  Не ведаю, о чем говоришь. Смеешься ли?

–  Да нет, не шучу. Пока вы странствовали в далеких краях, над яровитами прокатилось лихолетье. Степные кочевники сожгли села, множество людей уничтожили, сами помчались дальше, к закату солнца. К нашим лесам не пробовали ворваться - нельзя им!

–  То и что, отец? Что ты советуешь?

–  Немудр ты!
– с упреком глянул на Горевея отец - Яровиты в настоящее время, будто беспризорная группа ягнят, их можно голыми руками брать, будто маленьких медвежат. Витич в пепелище, люди - в яругах, в чащах, нет защиты, нет крепкой руки. Ты возобновишь городище, соберешь под свою руку ремесленников, дружинников, защитишь яровитов от супостата. Кто послал тебя? Стрибог! Ты - царь. Дерево вырастает из малого семечка, царство твое также должно вырасти от нашего рода. Так будет, так тебя я благословляю!

Недолго сомневался Горевей. Вышла дружина из ирпенских лесов, направилась на юг, к бывшему витицкому городищу. Вскоре закипела работа, вырастал новый плетень, заборола, вознеслась к небу боевая башня. Выходили из укрытия люди, удивлялись, однако, утешались тем, что есть защита, что уже не надо бояться. Можно селиться среди полей, сеять и хозяйствовать.

Власть Горевея признали безоговорочно - новому владыке помогал страх перед недавним горем. Проходили лета, распространялась власть Витича, распростерла крылья на много славянских племен. Горевей провозгласил себя царем, имея под своей рукой могучую дружину. Из далекой Византии, из севера от варягов владыки посылали царю свои подарки и воинов, предлагая дружбу и союз.

Горевей вступил в брак с варяжскою княжной Рогдиней, она родила ему дочку Миросю, а сама вскоре умерла, тоскуя о далеким суровым севером, за холодным блекло-синим небом, за нежными ночными всполохами - сказочными огнями таинственного диво-колом.

Недолго грустил Горевей. Насыпал высокую могилу над Славутой, а сам опять увлекся походами на непокорных древлян и построением пышных теремов в Витиче. Много жил царь, однако грызла его тоска о пышности византийской, о могуществе заморском. Грезились бесчисленные дружины, боевые корабли, колыхающиеся копья и хоругви на дальних чужинских путях, приветственные крики племен и народов, отдающих свою силу и славу в руки единственного владыки Горевея.

Эти мысли лишали сна. А тут еще бесконечные шептания советников, которые едят друг друга поедом, стремясь приблизиться к царскому трону. А паче всего советник Печерун. Все поощряет Горевея к пышности, пеленает паутиной лести, толкает к далеким походам.

Кроме всего, подросла дочка Мирося. Пятнадцать лет ей, высокая, хорошая, прыткая, словно степная кобыла. Однако забывает о царском достоинстве, живет, как трава у дороги: все ветры качают ее.

Как уберечь, как защитить? Подруги у нее - простые девушки, забывает она, что царевна, дочка Стрибога, который надлежит родить следующего царя, перед которым дрожали бы все народы.