Давненько услышал певец свободный, что утверждается на землях Витича новое царство, и очень огорчила та весть Бояна. И сказал он братьям - воинам славутинским:

–  Пойду, понесу яровитам песню свободную, думу непокоренную. Может поможет это людям понять, где их путь достойный и единственный. Диво дивное, как легко сыновья воли отрекаются от самого дорогого? Даже волки-сиромахи и птицы заоблачные берегут волю свою, а люди – дети Лады - забывают заветы пращуров!

– Иди, Боян!
– сказали свободные воины.

Певец преодолел Дикое Поле, прибыл к пределам царства витицкого. В то утро, когда противник из севера ворвался к землям яровитским, добрался он Вороньего поля. Устав, сел на могиле отдыхать.

Внезапно он настороженно замер, прислушивался. Над степью прокатилась какая-то тревожная волна.

–  Воронье, - прошептал певец.
– Плохой знак.

Лег на землю, прислонив ухо к траве.

–  Стонет мать-земля. Войско двигает. Да и не одно - из двух сторон. Будет битва. Вот же и слышит проклятая птица, тучей кружит в дивоколе, ждет своего времени. О, а это кто там шелестит? Кто-то есть или мне кажется?

Не казалось Бояну. То шествовала к нему Мирося, одетая в мальчишескую рубаху и штанишки. Косу она запихнула под шапку, и теперь ее не узнал бы даже родной отец, тем более, что, пробираясь яром, девушка измазалась грязью.

–  Кто там?
– отозвался Боян.
– Кто бы ты ни был - добрый человек или разбойник - подай голос.

–  Это я, - несмело ответила Мирося, посматривая на горизонт, где все выше поднималась туча пыли.

–  Кто такой «я»?
– насмешливо молвил певец.
– Что-то малое, голос тонок. Как будто девушка.

–  Да нет, парень, - спешно отрицала Мирося.

–  А чего приперла тебя нелегкая в такую пору на Воронье поле?

–  Хочу глянуть на битву.

–  Не ополоумел ли? Зачем оно тебе?

–  А интересно - вздохнула Мирося - Слышал о рыцарях, героях, а битвы не видел. Говорят, что это красиво, весело!

–  Кто такие мысли посеял в твоем уме?
– удивился Боян - Красиво? Не объелся ли ты белены?

–  А мне отец говорил.

–  А кто он - твой отец?

–  Ну, кузнец он - смущенно говорила Мирося, ковыряя босой ногой землю - нет уже его. Я сирота.

–  Гм, - покачал головой Боян, - твой отец, сынок, или дурак, или царь.

–  Царь?
– удивилась Мирося.
– А то же почему?

–  А очень просто, - приязненно объяснил Боян.
– Потому что цари, сынок, смотрят на битву сбоку. Залитый кровью не скажет, что это весело. Вот если бы тебя распахнули до пупа.

–  Что вы?!
– сплеснула в ладони Мирося, ужаснувшись - Такое страшное говорите! Разве такое бывает?

–  Бывает!
– вздохнул Боян.
– Был я дружинником, резался в страшной сече. Всего насмотрелся. Меня с побратимом старшим захватили враги да поиздевались. Глаза мне выжгли, а тогда пустили вниз за водой в лодке на глум, на муку. Хотел я на себя руки наложить, и спас меня древний Боян. Выходил меня, просветил сердце. И понял я, что не я один в мире несчастный. Море муки над миром катится. Я слеп глазами, а те слепы сердцем. Это куда страшнее, сынок.

–  Слепые на сердце? Кто же то?

–  А хотя бы и владыки, цари. Бьются, умножают сокровища, земли заграбастывают, а зачем? Какой в этом толк? Голый приходишь в этот мир - голый уйдешь из него. Кому же оставишь кучу того хлама, ради которого море крови пролил? Вот настоящие слепцы! А мне этого не нужно: вольный, как птица! Хожу лесами, полями, людей увеселяю или огорчаю. А как звать тебя?

–  Мирославом зовут.

–  Хорошее имя - похвалил Боян - Есть хочешь?

–  Да нет, я сыт.

–  Ври больше. Когда это сирота сытым бывает? Вот пирожок с маком, бери, очень вкусно.

–  Действительно, вкусно - похвалила Мирося, куснув пирожок - никогда такого не ел.

–  На здоровье. Но тсс… кажется мне, уже близко войско. Видишь ли ты, кто там?

–  То наше, витицкое - взволнованно говорила Мирося - дружинники готовятся в лаву.

–  Готовятся - объяснил Боян - Враг, вероятно, близко. Кто-то скачет на коне - слышу. Не к могиле ли?

–  Эге!
– затревожилась девушка - Сам царь Горевей.

–  Еще его здесь недоставало, - буркнул Боян.
– Чего ему?

–  Вы же, деда, как спросит обо мне, скажите, что я поводырь, - попросила Мирося, прячась за каменным болваном.

–  Скажу, скажу. Кому ты нужен?

Вороной конь Горевея вытаптывал копытами степной ковыль, за ним с бряцаньем и шумом скакали советники и воеводы, еще немного дальше двигалась лава дружинников. А от севера доносился зловещий гомон, там над тучами желто-пепельной пыли реяли стяги, покачивались копья. Витицкие воины сходились громадным полукругом, поглядывали на тревожный горизонт, громко переговаривались.