Пукарев вздохнул, забрал бумаги.

– Чёрт с тобой, сейчас попрошу Раису перепечатать список и внести Сивкину, и с ней обговорю...

– Вот и ладушки, - сказал Сысоев, - вот и договорились.

32

В какой момент мать теряет внутреннюю связь со своим сыном? Когда он без разрешения, тайком уходит с товарищами туда, куда ему запрещено?

Врет и отводит глаза? Запирает двери ванной, хотя мать туда уже не входит?

Неожиданно уходит вечером, а возвращается поздно ночью?

Становясь мужчиной, сын отдаляется от матери, и сколько мать его ни любила и баловала, уже не имеет значения, ушло в землю, забылось. Глубоки воды памяти, мутны и непрозрачны, да и не вглядываются взрослые сыновья в свое прошлое, занятые суетным настоящим и неустойчивым будущим, занятые своим женщинами, женами, любовницами, дочерями, целой сворой любящих и не очень, но постоянно что-то от него хотящих женщин.

Мать стояла в сторонке, не хотела терзать, просить, протягивать руку за чем-либо. Всё ещё хотелось, чтобы он сам что-то попросил, нуждался в ней, как в детстве, когда маленький, прижавшись к ней, убаюканный на коленях, переставал всхлипывать, успокаиваясь, забывая о своих детских обидах.

Всё ушло, всё утекло. Сын нуждался в помощи, но помочь ему она не могла, да он и не ждал, и это было самое горькое для матери: одиночество сына, беспросветное одиночество, которое она угадывала, чувствовала все годы его тягучего, странного, несчастливого брака. Про сына, про его будущее без нее, матери, думала она долгими бессонными ночами последнего месяца своей жизни, когда он, карауля и пытаясь отогнать её приближающуюся смерть, спал на диване в той же комнате, спал тревожным, но беспробудным сном невероятно уставшего человека.

Думала Антонина только о нём, о сыне, а о внуке, Мишеньке, которого она совсем ещё недавно вспоминала каждый день, о внуке она не думала совсем, как будто даже забыла о его существовании, хотя, когда тусклый осенний рассвет, наконец, проникал в комнату, на тумбочке у изголовья её кровати вырисовывался портрет маленького мальчика с темными глазами, в деревянной рамке. И по утрам, глядя на фотографию в рамке, она вспоминала о внуке, и думала, что хорошо бы его увидеть напоследок, и даже просила об этом невестку, и невестка обещала, но исполнять своё обещание не спешила, и Антонина понимала, что Виолетта не хочет, чтобы мальчик огорчался, увидев бабушку в таком состоянии. Но это днём, а ночью она думала о сыне, и ещё вспоминала покойного мужа, свою жизнь с ним. Ночное время тянулось медленно, удручающе медленно, и Антонина лежала в темноте, думала о сыне и боялась предстоящих ей самой испытаний болью, которая, она знала, при её диагнозе бывает невыносимой.

Если бы Дима узнал мысли матери о себе, он страшно удивился бы: у него не было ни любовницы, ни дочери, а только жена и сын, впрочем, в конце концов, он согласился бы, что Виолетта с её характером вполне могла сойти за жену и любовницу одновременно, а Миша был так похож на мать, не столько внешне, сколько внутренней своей сущностью, что его, по размышлении, можно засчитать за дочь, так что мать, возможно, не так уж и ошибалась. Но Дима никогда мыслей матери о себе не узнал;

– Я боюсь унижения болью, - призналась она сыну.

– Они обещают, что сразу, как начнутся, выпишут наркотики, - сказал сын.
– Я, наверно и сам смогу колоть.

Если бы она не знала правду, то надеялась бы и не боялась болей, подумал он, наверное, лучше было бы скрывать диагноз.

Но с другой стороны, его мать, мужественная женщина, медик по образованию, не должна была умирать во лжи, да она всё равно бы догадалась.

33

– Я её не убивал, - с ненавистью сказал Валера.

– Не убивал я её, - повторил он, глядя в лицо следователя.

Следователь был где-то одних лет с Валерой, худой, в очках, смотрел исподлобья подозрительно.

– А кто тогда?
– спросил следователь.

– Да может, она всё же жива?

Следователь хмыкнул, выражая свое полное недоверие к словам Валеры и презрение к его попыткам выкрутиться.

– Вы знали, что у нее был любовник?

– Догадывался.

– Или точно знали?

– Сначала я начал догадываться. А вы бы не догадались? То голова болит, то хвост отваливается. Каждый вечер.

– А когда узнали точно? И как?

– Начал ошиваться у входа в учреждение, где она работала, делать вид, что жду её. Я знал, что сослуживцы всегда в курсе дела, и надеялся, что меня проинформируют.

– И?

– Приблизительно через неделю ко мне подошла молодая девушка со словами, что я зря жду жену, она с Петей уехала после обеда. Думаю, девчонка была влюблена в Петю и мстила Лене. Фамилию тоже она сказала.

Лена вернулась домой поздно вечером, я ей сказал, что знаю, где она была.