Мишу чаще всего забирала бабушка.

Она ждала его в вестибюле школы, и они выходили вместе, о чем-то говорили между собой, смеялись, а иногда Миша шел надутый, печальный, карие глаза опущены, ранец на одной лямке.

Дима смотрел на сына сквозь прутья высокой ограды и знал, что никогда не решится подойти, так как не знает, что из той страшной ночи мальчик помнит, а что ему рассказала мать, ведь должен же был восьмилетний ребенок заметить отсутствие отца.

Но в глубине своей души, не сознаваясь самому себе, он лелеял надежду, что вдруг Миша повернется, увидит его, узнает, и подойдет. И из-за этой мечты, и ещё из-за того, что Миша после смерти матери остался единственным родным ему человеком на земле, он и мотался на эти свидания-поглядки, и когда видел Мишу грустным и недовольным, ему казалось, что если бы он, отец был рядом с ним, то у Миши было бы меньше причин грустить.

Приезжая на прием к Виктору он первые месяцы не рассказывал ему о своих походах к школе сына и стояниях около железной ограды, иногда длительных и утомительных, пока Дима не выучил расписание занятий, но и тогда были какие-то задержки, внеклассные занятия, вечеринки, а как-то он увидел Мишу вдвоем с Виолеттой.

Виолетта была в незнакомой ему шапочке, с новой сумкой и показалась ему красивой и беззаботной, а Мишка подпрыгивал рядом с ней, улыбался и говорил взахлеб, счастливый вниманием матери, веселый, каким он никогда не бывал в обществе бабушки.

По лицу Виолетты Дима видел, что она невнимательно слушает сына, но вот она наклонилась и чмокнула его в щеку, а потом быстро оглянулась, и Дима стремительно отвернулся: взгляд у Виолетты был цепкий, в отличие от Миши, она могла его легко узнать.

Когда он повернулся, жены и сына уже не было.

После этого свидания, когда он чуть не попался, у него начался рецидив, он провалялся в депрессии два дня, и позднее, чтобы как-то объяснить, почему он сам начал принимать лекарства, он всё рассказал Виктору.

– Никакие соли лития не спасут тебя, если ты будешь нарываться на неприятности. Ты должен понять, что сильные эмоции тебе противопоказаны, ты будешь съезжать с катушек, и именно потому, что сын для тебя много значит, ты не должен видеться с ним.

– Мы и не видимся, - мрачно сказал Дима.
– Это я вижу его.

– Не цепляйся к словам, ты прекрасно понимаешь, о чем я говорю. Я решительно не советую тебе это проделывать. Конечно, хорошо, когда есть привязанности и какие-то цели в жизни, но надо сменить приоритеты.

Ты ведь не знаешь, что она наплела мальчику и как он отнесется к тебе, если вдруг увидит? Может быть, для него это тоже будет стрессом. Да и Виолетту видеть тебе ни к чему.

Лучше бы ты поехал на следующее лето куда-нибудь в деревню, в тишину, занялся бы физической работой на свежем воздухе.

Дима согласился с врачом, обещал подумать о поездке, но раз в неделю приезжал к школе и весь этот год, и зиму следующего. Он скучал без семьи.

44

– Слышал или нет? Знает или нет?
– этот вопрос не давал Диме покоя всё время пока он искал Колин телефон, потом ждал подходящего времени, и наконец, решился набрать номер.

Всё время было занято, короткие гудки, и наконец, голос Николая прозвучал прямо в ухо.

Брат его узнал сразу, с первых слов приветствия, хотя по телефону они разговаривали всего один раз, в тот самый раз, когда Дима сообщил ему и тете Наде, что мать скончалась.

– Конечно, конечно, - сказал Коля, услышав просьбу, - поезжай, и живи, сколько хочешь.

Не знает, подумал Дмитрий.

– Это такой же твой дом, как и мой, - продолжала говорить трубка, - извини, что так получилось, когда я звонил Виолетте, она сказала, что вам не нужно.

Ей не нужно, думал Дима и слушал, вслушивался.

– Поезжай, отдохни, ключи у соседа напротив, Иван Сергеевич его зовут. Там хорошо, природа, как говорится, лечит.

Знает, понял Дима.

Его всегда удивляло, с какой неимоверной скоростью - как нарастают члены геометрической прогрессии - распространяются слухи по их городу, где все про всех всё знают, а если кто-то захочет из совершенно непонятных побуждений уклониться от этих всеобщих знаний, то ему всё равно вольют сведения в уши, сколько ни пытайся их заткнуть.

Значит, Николай знал о болезни брата, но рисковал, давал ключ.

– Поедешь с Киевского до Жуковки, ты помнишь? А там автобусом.

Продукты все с собой не вези, там лавочка приезжает продуктовая два раза в неделю, постоишь и купишь, что тебе надо. Ты когда едешь?

– Да я ещё точно не решил.

– Поезжай скорее, дожди были, грибы пошли, я тоже приеду, навещу тебя, ты не против?

– Нет, - сказал Дима, и это было правдой. Раз Коля знал о болезни, не придется врать, вымалчивать события своей жизни, да он и не будет лезть с расспросами, как полез бы, если бы ничего не знал. А с Колей легче общаться, чем с неизвестным Иваном Сергеевичем.