В конце августа, когда девочки вернулись, Ира с Натальей довольно быстро всё оформили, а пока оформляли, Светлана за небольшую плату жила в комнате Полины Андреевны, та Диме доверяла полностью.

– Больше, чем самой себе - сказала она дочери.

26

Мишка примчался сразу же, как только услышал об изменившихся обстоятельствах отцовской жизни, о которых сложно было говорить по телефону. Пропустил занятия рисунком в Строгоновке и приехал в Долгопрудный.

Сейчас он, выслушав невеселую историю смерти Анатолия Петровича Воронова и его завещание, сомнительно разглядывал Светку, примостившуюся на стуле: пятки босых ступней на краю сидения, подбородок уперся в коленки. Любимая поза сестер Вороновых.

Посмотрев на это скульптурное изваяние, Дима повернулся к отцу:

– Ни фига себе, - сказал он.
– Что ж мне не позвонил?

– Да ведь у тебя и своих забот предостаточно, - ответил Дима. На самом деле он не был уверен, что имеет право загружать сына своими проблемами с дочерью.

– Ну, в такой ситуации...

Помолчали все четверо.

– А это тебе значит, теперь нагрузка, довесок к Наталье, - начал Михаил, глядя на Светлану.

– Наказание за грехи, - вставила Наташка, всегда помнящая, что Дима не женился на матери, когда она была беременной ею, Наташкой: то, что Панин об этом не знал, было в её глазах слабо смягчающим обстоятельством - поинтересовался бы, узнал.

– Ну-ну, - попытался остановить взрослых детей Дима, старающихся, как ему казалось, обидеть младшую.

Но Светлана в его жалкой защите не нуждалась:

– Я не довесок, а целый кусок, и не наказание. Я вполне социально не опасное существо.

И она стрельнула глазами в Мишу.

– Не строй Мише глазки, ты, социально не опасное существо, - сказала Наталья.

– А чего нет? Он мне не брат...

Наталья махнула рукой и отвернулась. Плечи её опустились, она как-то сжалась, и Панин подумал, что он всего лишь Дима для них. И девочкам этим придется жить без отца и без матери с каким-то непонятным Димой.

– Да, отец, не было ни гроша, и вдруг алтын, - Миша смотрел на отца и думал, как он справится со всем тем, что свалилось ему голову.

Из молодежи он один знал о его болезни, Панину пришлось признаться, когда он принес справку, что он болен реально, и что справка не фикция.

Дима ничего не ответил сыну. Он думал о будущем, и оно рисовалось ему не в радостных, а в тревожных красках.

27

Подморозило. После целой недели оттепели и серой нудной пасмурности, проглянуло солнышко, засинело высокое небо, воздух искрился серебряными кристалликами крохотных льдинок: настроение поднималось до Новогоднего.

Панин шел домой с занятий, щурил глаза, утомленные блеском снега, льдинок, золотых куполов церкви и улыбался.

Он пытался перехватить Свету в школе, но не удалось, она ушла раньше него, хотя обычно по средам дожидалась, и они вдвоем возвращались, иногда заходили в магазин купить продуктов.

Дима поднялся на пятый этаж, тихо открыл дверь, вошел и прислушался.

Было тихо, квартира выглядела безлюдной.

Дима снял пальто и осторожно заглянул в Светину комнату.

Она сидела на диване, в руках альбом с семейными фотокарточками, и слезы беззвучно струились по щекам, капали на руки, на альбом, и это безмолвное страдание испугало Диму.

Он вошел, тихо ступая, сел рядом, но утешать не стал, представляя себе, какой водопад окатит его, если он скажет что-то жалостливое.

Он осторожно, как будто не замечая слез, взял у нее альбом и стал перелистовать к началу.

На первых страницах были школьные фотографии, и Дима касаясь пальцами лиц на выцветших поверхностях, глуховатым тихим голосом стал рассказывать Свете обстоятельства, при которых была снята та или иная фотография и которые остались за кадром, стараясь выбирать веселые моменты.

Светлана вслушивалась в жизнь своих родителей, которая происходила задолго до нее появления на свет, и постепенно слезы высохли и только две бороздки на щеках напоминали о них.

А Дима говорил и говорил, и сам увлекся, и дошел до выпускных фотографий и рассказал и про подсказку, и про то, что только на выпускном Лида узнала правду, и Света уже улыбалась, и вот уже и свадебные фотографии, и Света берет инициативу в свои руки и теперь она рассказывает Диме о своих родителях, о вечеринках, где она маленькая на коленях матери, а Наталья где-то гуляет, потому что выросла.