– А зачем вы вообще пошли через эти льды? – Тинто вцепился в ни в чем не повинную столешницу до боли в пальцах.
– Почему было не остаться в Амане?

Девушка сказала себе под нос “Тебе же объясняли вчера”, но парень её перебил:

– То есть, мы сами виноваты, по-твоему?!

– Я не говорю, что виноваты… - немного стушевался Тинто.

– Вот и молчи вообще!

Тинто открыл рот – и закрыл. Как разговаривать в таких случаях? Пока он раздумывал о том, что все сошли с ума, опять заговорил Йелломиро, и опять успокаивающе, как с маленьким ребёнком.

– Смерть Феанаро многое меняет. Я думаю, Нолофинвэ и Макалаурэ договорятся. Вот им это и оставь.

Тинто кивнул. За стенкой кухни снова кто-то катался с горки, судя по радостным крикам и смеху. Как они могут просто веселиться, когда мир вокруг рушится?

Гости снова взялись за ложки, и на этот раз Тинто отчётливо ощутил, насколько он чужой за этим столом. Он вздохнул, отставил полную чашку и встал.

– Я надеюсь, что договорятся. Но я не знал, что эльдар хотя бы даже теоретически могут рассматривать и другие возможности.

Отвечать ему не стали.

К шатру Макалаурэ он подошёл как раз вовремя, чтобы увидеть, как оттуда выскочил сначала взвинченный Тьелкормо, потом такой же Турукано. Сразу видно, что переговоры тоже идут успешно.

О поручении присмотреть за лордами младших домов, кто не пойдёт на переговоры, Тинто вспомнил, когда Турукано уже скрылся за шатрами. Пришлось догонять. Перед поворотом Тинто замедлился, осторожно выглянул из-за тяжёлой ткани с вышитыми птицами, и следующие шагов двести шёл следом, стараясь держаться непринуждённо и вне поля зрения. Это оказалось совсем легко.

– Чего тебе надо? – резко осведомился Турукано лицом к лицу, едва он свернул за очередной шатёр.

– Я… – Тинто отшатнулся от неожиданности и поморгал, собирая разлетевшиеся мысли.
– Мне ничего…

Турукано смерил его многообещающим взглядом, но пока только отвернулся и решительно пошёл дальше. Идти за ним Тинто не стал. Постоял ещё немного, обдумывая свою полную бесполезность: и в кузнице, и в расспросах, и в слежке вот… Вздохнул и повернул обратно.

***

Турукано выкинул встречу из головы раньше, чем скрылся из виду. Он даже не был уверен, что мальчишка действительно за ним увязался – а если и увязался, то ничего удивительного, на гостей весь лагерь поглядывал, хотя и старался по большей части делать это не так навязчиво.

Ещё немного он прошёл, куда глаза глядят, пока не уткнулся в довольно крутой склон с частоколом поверх и волей-неволей свернул вдоль. Тропинки вдоль не было, снега намело порядочно, но тонкий наст не держал веса, и выдёргивать ногу сквозь тонкую корку приходилось каждый раз с силой, так что о решении здесь прогуляться Турукано пожалел почти сразу, но упрямо добрёл аж до следующих ворот, обходя заснеженные до полной неузнаваемости кусты, и под недоумёнными взглядами стражей свернул обратно к центру лагеря. Злость поутихла, уступая место практическим интересам: с первого взгляда, когда они только приехали, Турукано мало что рассмотрел, а вот со второго, по дороге на переговоры, у него сложилось впечатление, что лагерь частично пустует, как будто шатров поставили больше, чем нужно, и площадь отгородили сильно с запасом.

С третьего взгляда, хоть осмотру и мешал дым, это впечатление только окрепло. Шатров было больше, чем требовалось, складов тоже, а кое-где сквозь снег угадывались ровные площадки, расчищенные, но пустующие. Но самое главное, население лагеря или пряталось почему-то от любопытных глаз, или было заметно меньше, чем Турукано ожидал. Конечно, они воевали здесь, это ясно было ещё до встречи с их разъездом, следы сражений по дороге и так встречались. Но не могли же они потерять так многих?

И Амбаруссар что-то не видно и не слышно. Уехали куда-то из лагеря?

Шатры по сторонам отступили совсем уж широко, уступая деревьям, и тропа сбежала между ними в ложбину, петляя канавой среди сугробов, и вдруг оборвалась в лёд. Задумавшийся Турукано от неожиданности остановился, оглядываясь. Ноги вывели его почти что к гостевому шатру, он угадывался за большим шатром целителей слева. По правую руку, над склоном поднималась глухая стена, переходящая дальше в столбы навеса: кухня. А впереди широко раскинулось озеро. Огромное, пустое, в заводях укрытое поверх льда плотным настом. Над замёрзшим зеркалом ветер немного разогнал дым, но дальние берега всё равно терялись в едкой мгле. Дальше и левей угадывались следы, как будто там проходила прямо через озеро дорога или широкая тропа, явно выраженная у берега, но терявшаяся, впрочем, поодаль. Турукано вышел из рощи и свернул туда, намереваясь посмотреть ближе. От кухни опять доносились голоса, и по озеру тоже виднелись здесь и там разноцветные точки, кто ближе, кто дальше. Слева, на берегу, смутно слышалась какая-то возня и детский смех. А на “дороге” сейчас никого видно не было. Возят что-то с юга? Лёд хороший, прочный.

Турукано поморщился, с вернувшимся раздражением оглядывая серый, курящийся рваным дымом простор. Больше полугода уже зима. Уж льда ему хватило на всю оставшуюся жизнь. Может, хотя бы на здешнем юге тепла больше, как и на юге Амана?

Но о юге и тепле думалось плохо. Вместо этого думалось о том, как лёд, потрескивая, катится неспешной пологой волной, как будто кто-то огромный приподнимает его снизу, разгоняя по поверхности радужные новые трещины и кое-где выдавливая сквозь них воду. Мелкое неудобство, не в пример буранам и отвратительному свойству талой воды не утолять жажду. После первых двух дюжин раз никто не пугается, все привыкли, что волна быстро проходит, а крупных трещин от неё так и не было до самого конца пути.