— Почему вы не позволили Астории увидеться с нами? Со мной… Вы всегда вмешивались в нашу жизнь!..

Нарцисса не отвечала, продолжая отрезать от мяса уже отрезанный кусочек, и Драко замолчал, опустив голову. Долгое время в тишине раздавался только скрип часов и редкое звяканье вилки о тарелку. Украдкой взглянув на папу, Скорпиус заметил, что тот тоже не ест, уныло ковыряя вилкой в гарнире. Неожиданно заговорил дедушка.

— Твоя мать права, Драко, — произнес Люциус таким тоном, будто ему совсем не хотелось признавать правоту Нарциссы. — Мы не можем позволить матери Скорпиуса забрать его из мэнора. Он должен оставаться здесь. Ты понял, Скорпиус? — он вдруг обратил к внуку взгляд своих холодных пустых глаз. Скорпиус вздрогнул. — Это твой дом. Ты больше его не покинешь.

— Папа, — нерешительно остановил его Драко. — Скорпиус еще слишком мал, чтобы понять это. Вы его пугаете, — он повернулся к Скорпиусу. — Ступай в кровать, малыш, — сказал ему Драко виновато — так, будто извинялся за слова дедушки. — Уже поздно.

Обрадованный тем, что ему больше не нужно сидеть в этой мрачной полутьме и слушать непонятные и оттого еще более беспокоящие его разговоры взрослых, Скорпиус поспешил слезть с высокого стула. Спуск оказался неудачным: Скорпиус едва удержал равновесие, ухватившись за стол, а стул покачнулся и с грохотом свалился набок. Нарцисса заметно вздрогнула.

— Найтмер! — почти выкрикнула она. — Почему вы не следите за порядком в гостиной? Этот стул наверняка уже сломан!

Скорпиус замер, с опаской глядя на бабушку. Какая злая — Скорпиус чуть не упал, а она беспокоится только за свои неудобные стулья! Подозревая, что бабушка, рассердившись из-за стула, в любой момент может напуститься на него, Скорпиуса, он тихонько пробрался к двери и выскользнул в спасительную темень коридора; но еще долго слышал за спиной раздраженный голос Нарциссы, выговаривающей слугам за нерадивость.

Добравшись до своей комнаты и нырнув в постель, он разложил перед собой на одеяле свои чудесные находки: банку из-под печенья, медальон, вырванную страницу со схемой вышивки и камешек из фонтана. Что-то внутри Скорпиуса всё еще тоскливо и болезненно сжималось после недавних событий, но, рассматривая волшебные вещицы лесного народца, он делал вид, что все его мысли теперь занимают только они и «самое главное сокровище», которое он должен отыскать. «Почему бы нам не отправиться к водопаду прямо сейчас?» — предложила всезнайка, которая оказалась еще и самой нетерпеливой из спутников. «Нужно подождать до утра, — возразил самый осторожный. — Ночью просыпаются слуги Темного Лорда: они бродят по замку, клацают зубами и ищут нас». «Ты прав, — сказал Скорпиус. Он взял в руку камешек и стал рассматривать его в свете ночника. — Утром с первыми лучами солнца мы отправимся в путь». Скорпиус откинулся на подушку. Камешек, казалось, источал умиротворяющее тепло; он был совершенно гладким и пах комнатой с фарфоровыми статуэтками. Скорпиус приложил его к губам и поводил по ним камешком туда-сюда, пробуя, какой он гладкий и теплый.

В дверь заскреблись.

На долю секунды Скорпиус перестал дышать. Всё еще сжимая в кулаке камешек, он съехал с подушки под одеяло так, чтобы одеяло полностью закрыло его, и затаился в душной темноте. «Это волшебное одеяло-невидимка, — прошептал он, прислушиваясь к тихому скрипу двери. — Если накрыться им с головой, слуги Темного Лорда нас не заметят». «Здесь темно, — закапризничала всезнайка, — и душно. И тесно». «Хватит, — одернул ее Скорпиус. — Слышишь? Кто-то проник в наше тайное убежище».

Действительно, кто-то тихонько просеменил в комнату и, судя по стуку, поставил что-то металлическое на прикроватный столик. Скорпиус сжался под одеялом, прислушиваясь. «Ты же говорил, что слуги Темного Лорда не могут войти в наше убежище!» — сказала всезнайка. Скорпиус задумался. Одеяло было толстым и тяжелым, и Скорпиусу уже стало до невозможности душно, поэтому он прошептал: «Точно! Наверное, это не враг. Может быть, это посланник лесного народца?..». Вздохнув с облегчением — наконец-то можно вылезти из-под этого дурацкого одеяла! — он высунул голову и увидел у своей постели домового эльфа.

— Тилли принесла вам теплого молока, маленький господин Скорпиус, — сказал домовой эльф тоненьким дрожащим голоском, протягивая Скорпиусу высокий стакан с узором в виде ягод земляники.

Скорпиус взглянул на молоко безо всякого аппетита. Он прекрасно знал, что даже в самом вкусном теплом молоке нет-нет да и попадется пенка, и после уже невозможно ни пить, ни есть — обязательно вспомнишь про эту злосчастную пенку в самый неподходящий момент. Но Тилли смотрела на него так жалобно, а Скорпиус и так испытывал угрызения совести за происшествие со шкатулкой и фарфоровыми статуэтками в комнате бабушки… Он взял стакан и сделал несколько глотков не глядя (чтобы случайно не увидеть пенки, которые, возможно, подстерегали его в молоке). Скорпиус почувствовал, как по груди, а потом и по всему телу, растекается приятное тепло.

Тилли в мгновение ока оказалась у изголовья: она подняла подушку, взбила ее так, чтобы Скорпиусу было удобно сидеть в постели, и подоткнула ему одеяло — как делала мама, когда Скорпиус болел. Скорпиусу, разомлевшему от горячего молока и заботы, стало совсем стыдно.

— Тилли, — прошептал он, внимательно рассматривая камешек у себя в ладони, — знаешь… это я трогал бабушкину шкатулку с нитками. И разложил статуэтки на подоконнике.

Он медленно выдохнул, ожидая, что сейчас Тилли обидится на него или, еще хуже, расплачется; но та неожиданно взяла ручку Скорпиуса в свои сухие теплые ладони и ласково погладила ее. Скорпиус, изумленный, поднял глаза.