Мишка с такой идеей согласился (в горячке я не учел тот факт, что разговаривал с ротным по

телефону, а Рассказов этого вообще не знал) и отправился «валять дурака».

Я лежу «сплю». Слышу шаги: по голосам узнаю – старшина и Мишка.

– Видите, – продолжает спасать меня друг. – Вон он на кровати! Как лег с вечера, так и лежит.

Старшина подходит и начинает бесцеремонно дергать меня за ногу:

– Вставай! И наверх – к ротному!

Я долго протираю глаза, страшно «удивляюсь», что нахожусь не у себя во взводе на втором этаже, а на первом, потом «вспоминаю», что болтал здесь с другом и решил остаться.

Старшине моя комедия надоедает, и он злобно шипит:

– Или ты мигом одеваешься и идем к командиру, или я даю команду «Подъем!». Посмотрим, как

ребята тебя за это поблагодарят.

Я с обиженным видом поднимаюсь, продолжая так же недоуменно хлопать ресницами. И тут

вспоминаю, что моя форма, включая сапоги, остались в кустах на улице. Не растерявшись, беру

Мишкину и с трудом натягиваю. Мы уходим, и старшина роняет сквозь зубы:

– Ты, Рассказов, тоже одевайся и поднимайся наверх, защитник хренов!

Уже на полдороги мой сопровождающий замечает, что не сходящаяся на мне гимнастерка явно с

чужого плеча.

– Ты чью форму напялил? А ну, пошли назад – наденешь свою.

Мы возвращаемся в расположение Мишкиного отделения. И оба видим, что его кровать… пуста.

Нигде моего кореша нет. Тут старшина замечает открытое окно.

– Е…, – ругается он.

Я его понимаю: во время разборки ЧП в присутствии двух командиров уйти в самоволку – это

больше чем круто. Хотя я знаю правду. Мишке ведь, дабы подняться к ротному, как велел

старшина, не было во что одеться. И он полез в окно за моей формой, дабы облачиться в нее.

Между тем старшина, как ошпаренный бросился к выходу из здания. А я к окну – предупредить

товарища. Вылетев на всех парах, старшина увидел Рассказова, мирно натягивающего штаны.

– Ты что здесь делаешь? – опешил старшина, не врубаясь, что здесь происходит.

– Как что? – вопрошает Мишка. – Разве не видите, одеваюсь. Чтобы идти к ротному (это среди

ночи и на 30-градусном морозе).

Как выяснилось, меня заложил дневальный. Он за это получил 10-дневный отпуск домой. А мы с

Мишкой – по 15 суток гауптвахты. Причем я – одиночки.

***

Ну и виртуозами мы стаем на гауптвахте! Для того, чтобы искупающие вину не чувствовали себя

комфортно, нары с момента подъема поднимаются к стене и закрываются на замок. Остается либо

стоять на цементном полу, либо сидеть на единственной узенькой скамеечке. Так вот, существовало неписаное правило: трое стоят – один спит. И так весь день – по очереди.

На чем спали? Да на той же скамеечке, шириной не больше 20 см. Один конец ее ставили на

батарею (голова выше, как на подушке) – и вперед. Поражаюсь: мы даже переворачивались во сне

и никогда не падали!

***

Все не так, ребята! Сегодня получил из окружной газеты (я там регулярно печатаюсь, еще и

получая гонорар – неплохую прибавку к 3.80 руб.) письмо. Обрадовался. Втайне надеялся что

рано или поздно меня возьмут в штат – такие случаи, знаю, бывали.

Увы и ах! Жестокое разочарование. Меня – вот неожиданность! – отказываются впредь

публиковать вообще. На каком основании? «Нам стало известно, что вы не являетесь примером

для других в выполнении воинского долга».

Это мои отцы-командиры постарались – настрочили в редакцию депешу. Ну и хрен с вами со

всеми!!

***

Похоже, я просто притягиваю всяческие неприятности. Нас, четырех солдат, отправили рыть

траншею. И до обеденного перерыва оставили без присмотра. Кайф! Тут же отправили гонца в

гастроном. Раздавили два флакона «Солнцедара». И… отправились в общежитие к знакомым

девушкам. У меня как раз еще оставался предыдущий гонорар из окружной газеты, поэтому

квасили на славу. Пару пузырей брал я, а следующую пару, взяв в займы у меня денег, приносил

Владимир С. Так продолжалось несколько часов. И вдруг на каком-то этапе он заартачился. Мол, больше не пойду, а если и пойду, то на определенных условиях.

– На каких? – интересуюсь я.

– Если ты признаешь, что я тебе ничего не должен.