Рууман сжал мне плечо, вынуждая присесть.

— Увидят. Нужно подождать ещё.

Сквозь биение крови в ушах я снова услышал низкое гудение ненавистного кружащегося гравицикла, всё ещё не подозревающего о нашем присутствии.

Рассвет потускнел, сияние растворилось в темноте, оставив после себя таинственный сумрак.

Обескураженный, я повернулся, сердце тяжело стучало в груди.

— Вовсе не рассвет… — выдохнул Усабиус, прячась назад. К счастью, его не заметили ни разведчики, ни часовые.

Железные Воины всё ещё готовились к переходу и выстраивались в колонну, медленно и методично, размещая тяжёлые танки в голове и хвосте.

И тут я понял, почему им приказали двигаться и что я принял за подлинный рассвет.

— Ядерный восход, — сказал Эразм, вторя моим мыслям. — Предатели использовали небольшие атомные заряды. Ветер принесёт радиоактивные осадки сюда.

— Они снялись из-за радиации?

— Да.

— Это значит…

— Она застигнет нас здесь.

Я покачал головой, не желая принимать во внимание такую незначительную угрозу.

Ответил: «Это нас не убьёт».

— Сразу нет.

Лагерь, со всех сторон окружённый техникой, медленно распадался на части. Под нами предатели закрепляли тяжёлое вооружение на «Носорогах» и «Спартанцах». Заметил там «Рапиры», миномёты-кроты, несколько автопушек. Чтобы переместить всё это оружие и технику, понадобится время. На машинах Воины успеют уйти от радиоактивной бури. А мы нет.

— Если Вулкан жив, мы должны спасти его, — решительно сказал я.

— Если? — отметил Рууман. — То есть ты признаёшь, что его в этой пещере может и не быть?

— Я… — я посмотрел на Усабиуса, но всё его внимание было сосредоточено на лагере. — Нет абсолютной гарантии, Эразм. Но если есть даже мизерный шанс, что…

— Ты думал о том, чтобы не ходить туда?

Я свирепо посмотрел на Сотворённого Железом, подавив внезапный инстинктивный порыв ударить его за то, что он предлагал.

— Бросить его? Отступиться от всего, что мы обещали?

— Мы обещали? — с вызовом ответил Рууман. — Ты говоришь сейчас за свой легион, Ра'стан из Саламандр?

— За нас, — огрызнулся я, показывая на Усабиуса.

Рууман посмотрел сквозь него и затем снова глянул на меня.

— Салнар не отправлял меня на помощь, — ответил он. — Я хотел отговорить тебя, вернуть обратно. Лейтенанта-командора не устраивало то, что ты и Хаукспир отправились на эту безрассудную миссию.

— Безрассудная надежда лучше никакой, — прошипел я, стараясь не повышать голос, хотя Железные Воины и не могли услышать нас сквозь рычание маневрирующих и занимающих своё место танков. — Вулкан жив! Он жив, и у нас есть возможность помочь ему.

Я глубоко дышал, стараясь обуздать свою решимость и гнев, пока хоть немного не успокоился.

— Помоги нам, — взмолился я. — Тебе уже некуда возвращаться. Если бы ты мог избавить лорда Мануса от гибели, ты бы сделал это. Если бы судьба дала тебе шанс спасти его жизнь…

— Я бы использовал его, — сказал Рууман с холодной, твёрдой как железо рассудительностью. — Но мой примарх мёртв, а у тебя сейчас есть возможность узнать судьбу своего. — Он указал на шлем, магнитно закреплённый у меня на поясе. Шлем Вулкана, безучастно смотрящий пустыми ретинальными линзами.

Примарх был крупнее, чем любой из его легионеров, но не настолько большим, чтобы я не смог взаимодействовать с всё ещё работающими в этом фрагменте брони, что я нёс как священную реликвию, системами.

Наши шлемы ведут видеозапись. Они записывают всё, что мы видим, позволяя использовать данные позднее, для изменения стратегии, или немедленно, для тактической адаптации или дислокации. Запись можно показать другим боевым братьям, распространить между ротным или даже батальонными офицерами. Эта функция была полезна, предоставляя общий визуальный опыт, критично важный для тренировок или обмена жизненно важными разведданными.

Я даже и не пытался гадать, что могу увидеть в видеозаписи со шлема примарха. Почти не смел взглянуть его глазами, боясь того, что могу увидеть. Потому что увиденное останется в памяти навсегда.

— Хотел бы я, чтобы это довелось увидеть другому, — сказал Усабиусу, зная в глубине души, что именно я должен это сделать.

Постыдная часть меня желала, чтобы шлем был сломан, соединение не заработало и перед глазами предстала лишь пустая остекленевшая панорама.

Расстегнув фиксирующие замки, я снял свой шлем и положил его на ближайший камень. Пальцы дрожали. Посмотрел на Усабиуса, пытаясь понять, что творится у него на душе, но тот не отрываясь смотрел на танки внизу.