Мы умираем, потому что стремимся защитить мир, который, когда приходит время, не защищает нас.

Сталь сдвигает крест в сторону, возвращая меня обратно. Ассасин безмолвно протягивает вперед ладонь.

Я медленно, за краешек вытягиваю из-за пазухи сложенный листок бумаги.

Хорошо, что Магистр, чьей рукой написано письмо, этого не видит.

Ассасин носком сапога отталкивает сначала мою шпагу, а потом и дагу в сторону и только после этого наклоняется ко мне, при этом выразительно надавив на острие.

Мне не нужно напоминать о том, что я нахожусь на грани, и я лишь молча плотнее вжимаюсь спиной в тающий подо мной снег.

С какой-то странной отчужденностью я слышу, как гулко стучит о ребра мое сердце.

Я боюсь?

Ассасин забирает письмо, из-под капюшона неотрывно глядя мне в лицо.

И я отвожу глаза.

А когда мне в грудь с еще большей силой вжимается острие его шпаги, мертвенно-бледным паром срывается с губ:

– Прошу…

Мой враг кривится, как будто одно-единственное слово принесло ему боль, одним движением вкладывает шпагу в ножны -

И, брезгливо отворачивая от меня лицо, обжигающим холодом ставит свое клеймо:

– Трус.

Этого достаточно, чтобы я успел сделать ему подсечку и, когда снег жадно раскрыл под ним свою пасть, извернувшись змеей, навалиться сверху.

Я перехватываю скрытый клинок перчаткой - ладонь рвет острая боль - и лезвие кинжала, молниеносно вынутого из голенища ботфорта, разрезает падающие хлопья снега на капли воды, прежде чем на полную длину войти ассасину под грудь.

– Гордец, - тихо шепчу я.

И поворачиваю клинок.

***

– Раинер, где вас только носит!
– длинноволосый мужчина спрыгивает с коня и направляется мне навстречу, но не сделав и пяти шагов, останавливается. Раздражение уходит с его лица, и теперь карие глаза смотрят с неподдельным участием.

– Бога ради, граф, не глядите на меня так, - перед тем, как протянуть ему письмо, я крепко сжимаю его руку.
– Всего одно маленькое недоразумение.

– И скольких завтра недосчитается королевская рота?

– Рота? Рота - одного.

Сезар хмурится и легким движением смахивает со шляпы снег:

– Но…

Я лишь машу рукой.

– Отправляйся в путь. И пусть Отец Понимания ведет тебя.

То, что случилось, уже случилось. Ассасины никогда не забудут об этом.

Значит, так тому и быть.

Мы умираем, потому что стремимся защитить мир, который, когда приходит время, не защищает нас.

И тогда мы умираем за него.

Я смотрю в удаляющуюся спину своего брата, и ветер треплет кроваво-красные крылья моей формы.

А на Париж все также падает снег, но сквозь нависшие стальные тучи уже начинают пробиваться первые рассветные лучи.

_______________

*На деле, это знак Ордена Святого Духа. Но мальтийский крест взят в нем за основу.

========== III. 1291 н.э.: Путь Наверх. Иерусалимское королевство, Акра ==========

Комментарий к III. 1291 н.э.: Путь Наверх. Иерусалимское королевство, Акра

Арабский мини-переводчик к части:

Гяур - презрительное название любого не-мусульманина.

Безон - да в общем-то, и не по-арабски “Босеан”.

Вакиф - использовано как “не стрелять!” и “стой!”.

Рама - команда: “огонь!”

Ихриб бейтак - мусульманское проклятие; что-то вроде “мой бог разрушит твое жилище”.

Аатамиду алейк - я тебе верю.

«Босеан!»

Отчаянно прорезает густой дым чей-то одинокий крик.

Дым режет по горлу сарацинским кинжалом, въедается в слезящиеся глаза. В хауберке невыносимо жарко, шлем раскалился, койф царапает лоб, и голова идет кругом от нехватки воздуха.

«Босеан!» подхватывает кто-то, и вот уже спереди, позади, вокруг меня все, кого удалось собрать на смерть, хрипло, надсадно взывают к нашему знамени.

Единственному, что у нас осталось.

В паре шагов от меня, но через дым кажется, что по ту сторону моря, наш магистр наклоняется вперед с коня и молча кладет руку на плечо магистру Госпиталя.

И Жан де Вилье коротко кивает в ответ на немую просьбу своего давнего соперника.

***

– Ничего, братья, - голос магистра прорывается ко мне с трудом, хотя сам он справа и впереди от меня – в первом ряду. – Мы продержим их сколько сможем.