— Не ваша забота. Вы своё дело делайте! — отвечал он.

— Нет, наша! — услышал Пышта звонкий Майкин голос. — Всё наша забота. А картофель — дело государственной важности!

— Студенты не для того учёбу оставили, чтоб вы потом картошку поморозили! — крикнула Светлана.

— Верно, — сказал Фёдор.

— А чья машина? Ваша? — повернулся к нему председатель колхоза.

— Наша, — сказали Непроходимимы.

— Наша! — сказал Пышта.

— Ну так вот, ребята, — сказал председатель колхоза, — взяли бы да помогли. Давайте возите на овощную базу. — Председатель прошёлся возле автобуса, осветил фонарём его бока, постучал сапогом по резиновым покрышкам. — Не большая она у вас барыня, эта машина. Может и картофель повозить. А что сиденья внутри, так отвинтил шурупы и снял. Это будет помощь!

Ка-ак? Их нарядный автобус будет возить картошку?

— Он голубой! Нельзя! — крикнул Пышта.

Все повернули к нему свои фонарики, и в скрещения слепящих лучей, как самолёт, пойманный прожекторами, засиял Пышта — нечёсаный, с отпечатанной на примятой щеке травинкой и соломинкой в волосах.

— Он голубой! — повторил Пышта, жмурясь от света. — В нём нельзя грязь возить. И нам в Заозерье надо!

— А картошку ты ешь? — опросил председатель колхоза.

— Ем!

— Так вот, запомни: земля — не грязь, она твоя кормилица. А картошка — она тот же хлеб! — и обернулся к Непроходимимам. — Выручайте, ребята, — попросил он. — Транспорта не хватает. Трёхтонку погнал за кирпичом. Так? Другая хлеб возят. Так? Картофель тоже возим, капусту, свёклу… Так? — После каждого «так» он загибал палец на руке. — А по радио передавали — прогноз на мороз! Так? А чем Кожемятки хуже Заозерья? На одного хозяина работаем, на народ. Помогайте, а?

И вдруг вся картофельная бригада целиком дружно перешла на сторону председателя:

— Надо же помочь колхозу!.. Нельзя же так уехать!..

Майка взглянула на Фёдора. А Фёдор молча крутил ключ на ремешке.

А небо светлело.

А Пышта топтался-топтался, и вдруг что-то звонко хрустнуло под его ногой. Переломилась белая ледяная игла, стянувшая землю.

— Морозит! — сказал председатель колхоза. — Есть у вас комсомольская совесть, ребята?

Фёдор сунул ключик в карман, а из кармана вынул отвёртку и полез в автобус. И Непроходимимы стали выносить из машины всё хозяйство бригады и складывать его в амбар. Пышта понял, что комсомольская совесть у Непроходимимов есть и что они — остались. Тогда он вынес из автобуса консервную банку с компотной косточкой и вынес бумажные трубки и картонки с вырезанными буквами. А потом носить ему надоело, и он пошёл глядеть на трактор.

Четвероногий железный зверь приткнулся поближе к человеческому жилью и спит. И кажется, дышит: теплом тянет от неостывшего мотора. Пышта обошёл его со всех сторон. Ему понравились измазанные глиной высокие колёса в нарезных, узорных покрышках. Морда у трактора собачья, вытянутая. Два сонных глаза — незажжённые фары — по-доброму глянули на Пышту, а в сетчатых ноздрях радиатора ласково посвистел ветер: «Пшт-ю, пшт-ю…»

Когда же к трактору Пышта подошёл сзади, он понял, что ему здорово повезло. Самая лучшая конструкция!

Трактор спал, преспокойно задрав вверх, в воздух, тяжеленный плуг — шесть стальных ножей — так легко, как пёс поднял бы вверх свой собственный хвост.

Потому что это не какой-то старинный трактор, который всегда волочит за собой плуг, а новейшая машина с навесными орудиями. Когда такой трактор допахал поле до края и поворачивает, чтоб прокладывать следующую борозду, он не тащит за собой кругом свои прицепы — плуги и бороны, вспарывая дорогу, а, подняв их, легко повёртывается на месте. Вот с какой славной машиной повстречался Пышта! Они с дедом про неё в газете читали!

Пышта смело поднял ногу на железную приступку и подпрыгнул, пытаясь ухватиться за ручку двери.

Подошёл небритый человек в рабочем ватнике, кепка — козырьком назад.

— Куда собрался? — угрюмо спросил он.

— Пышто мне нужно посмотреть, — сказал Пышта.

Человек в ватнике влез в кабину.

— Вы разве уезжаете? — спросил огорчённый Пышта.

— А чего мне тут зря болтаться? Картошку выкопал, пусть выбирают. У меня задание — зябь подымать. Ясно?

— Ясно. А зачем её поднимать? — спросил Пышта.

— Чтоб зябла! — был ответ. — Ясно?

— Ясно, — сказал Пышта. — Только от этого кашель бывает.

Угрюмый тракторист повернулся к Пыште:

— Зябь, что ли, кашлять будет? Ты, парень, всерьёз? Или шутишь?

— Я всерьёз, — сказал Пышта. — Пышто, когда зазябнешь…

Небритые щёки двинула улыбка.

— Чудак! Спросил бы: «Дяденька, а что такое зябь?» Я б тебе сказал: земля, что вспахана с осени и оставлена под зиму, под снегом зябнуть до весеннего сева. Она и зовётся «зябь». Ясно?

Тракторист включил мотор. Трактор затряс железными боками.

— Дяденька-а! — пронзительно закричал Пышта. — Я прокачусь, а?

— Залазь. До леса довезу, обратно побежишь!

Пышта вскарабкался в кабину. А трактор, грохоча, пошёл по дороге, подрагивая в колеях.

Где-то за серыми тучами невидимо взошло солнце. По сторонам дороги Пышта теперь видел выкопанные картофелины, они ждали уборки. Впереди стоял лес. Он был рыж, и бур, и жёлт, и красен, словно охвачен неподвижным пожаром. Гроздья рябины, как раскалённые угольки, жарко алели.