Шрифт:
В этом доме замечательный повар. Поверьте, барон, даже у короля не смогут приготовить такое пирожное из лепестков шафрана.
В дверях появился лакей.
Буду рад видеть вас у себя.
Лакей посторонился, уступая дорогу. Пэджета провели в парадное. Протянули шляпу и плащ. Он опомнился только на улице.
Как лунатик он добрел до ворот. С каждым шагом туман в голове рассеивался. Пэджет долго стоял, оглядывая ворота, аллею, парадное. Послышался стук копыт. В воротах возникла карета, с шелестом прокатилась ко входу. Луч из окон парадного упал на герб королевской семьи. Пэджет стоял, не в силах куда-то уйти. Дверь в парадном открылась, закрылась. Опустилась прозрачная тишина.
Минут пятнадцать Пэджет бродил по аллее. Карета принца давно укатила прочь. Все огни в доме погасли. Пэджета снова стала бить холодная дрожь; горло сцепило. Во мраке сада он пробрался на ту сторону дома. На втором этаже светилось окно. Лучи хватали из темноты ветки и листья перед окном, почти касаясь кроной стекла, росло ветвистое дерево. Пэджет по клумбам, через кусты пробрался к стволу, швырнул плащ, и как был в шляпе, со шпагой забрался наверх.
Створка окна была приоткрыта. Портьера была отодвинута. Столик, свечи, хрусталь, ковер, халаты, кровать. На постели стояла на четвереньках, спиной к окну, герцогиня. Маркиз сидел вытянув ноги и откинувшись к высокой спинке. Голова герцогини была у него между ног. Волосы рассыпались по плечам, стекая шелком на шелковое белье. Рука маркиза лежала у нее на шее.
Принц стоял на коленях сзади, держал герцогиню за талию, мерно и глубоко двигался. Пэджет смотрел как с каждым движением колышется грудь, и ему хотелось убить их всех. Он сидел на дереве минут десять, и все это время картина за окном не менялась только маркиз закинул глаза и положил ей на голову обе руки.
Затем она распрямилась волосы, мерцая в свечах, рассыпались по спине. Маркиз скользнул под нее, она склонилась над ним, принц подождал, и они задвигались все втроем. Пэджет сполз и рухнул в траву.
В пяти кварталах от Жасминного дома Пэджет обнаружил какую-то слежку. После заката в городе местами было опасно, но Пэджет в такие места никогда не совался (во всяком случае, сам). Здесь, где солдаты городской охраны шатаются круглые сутки, ничего можно было не опасаться, но до дома было еще идти. А там, несмотря на весь статус района, солдат видели реже, а шпаг гарнизона подавно.
Пэджет прикинул, что за углом, на улице Четырех династий, можно скользнуть в переулок и перебежать на улицу Бархатной розы. В той части города он разбирался гораздо лучше, знал там человек шесть, и в крайнем случае можно было спастись таким образом. Пэджет взялся за шпагу и ускорил шаг.
Когда он проходил безжизненный дом маркиза, преследователи разделились двое перебежали на противоположную сторону. Он свернул на улицу Четырех династий и побежал. Вот спасительный переулок Пэджет нырнул в темноту, помчался, споткнулся, сумел удержаться, вылетел на улицу Бархатной розы, замер как вкопанный. Справа из соседнего переулка возникли фигуры. Сразу заметив Пэджета, они бросились наперерез, обнажая на ходу шпаги. Путь домой здесь был отрезан.
Пэджет бросился влево. Если успеть добежать до площади Четырех ветров, можно будет спастись в трактире чуть дальше. Трактиру, который содержал какой-то угрюмый толстяк, была жалована привилегия держать свет круглые сутки. Больше здесь ничего подобного не было, и этим постоянно пользовались солдаты и шпаги, коротая ночные дежурства. Пэджет рванул к площади; краем глаза заметил, справа в проезде, карету, и уже выбегая на площадь, сообразил, что узнал этот голос который негромко воскликнул: «Вот он!»
Ах, ты сука! Пэджет рассвирепел. Нет, только подумать!
Его обуяло такое бешенство, что он едва не бросился назад на улицу, чтобы задушить эту тварь. Обогнув эшафот, он увидел, что путь к трактиру отрезан также маркиза, похоже, наняла целую роту. Налево, к Дворцу, дороги не было тоже, и бежать оставалось только направо, по улице Восточного ветра. Пэджет помчался как только хватало сил.
Чистота и порядок закончились очень быстро. Через пять минут Пэджет оказался в обычном вонючем районе, где по углам шатались какие-то тени, в кабаках гремело ночь напролет без каких-либо привилегий, проститутки приставали назойливо как противные мухи. Спасаться в таких кабаках одинокому дворянину было просто опасно. Иной раз Пэджет и сам бывал счастлив сунуться в такой вот притон и поразвлекаться в компании трех-четырех шпаг, с тремя-четырьмя наемными на всякий случай. Но если сейчас он завалится туда как есть, его, мягко говоря, не поймут.
Задыхаясь, Пэджет выбежал на пустырь и остановился. Бежать дальше сил уже не было. Сердце стучало в горле, в ушах, в глазах. Пэджет терял контроль над происходящим он даже не понимал где находится, был это город или уже не город. За пустырем виднелся забор. Облизав пересохшие губы, Пэджет перелетел пустырь и побежал вдоль забора. Почти теряя сознание, заметил распахнутую калитку, ворвался в какой-то двор, слетел с ног и упал в навозную кучу.
За забором послышались голоса. Сначала они перекликались, потом приблизились. Через пару минут раздался стук копыт, скрипнуло колесо кареты.
Я предупреждал, госпожа. Брать его надо было не так. Брать его на проспекте было вообще глупо.
Не твоего ума дело, кретин. Тебе заплачено и заткнись. Брать его надо было не так... Как теперь его брать? Где теперь его брать, одного? Один он теперь только там не понимаешь, осел? Чтобы через десять минут он был здесь!
Мужские голоса удалились. Пэджет осатанел. Он вскочил с кучи и заметался вдоль забора. Снова бросился к куче, чтобы забраться и перелезть, как вспомнил про распахнутую калитку. Он вылетел на пустырь. В десяти шагах от забора стояла карета с приоткрытой дверцей. Было спокойно и тихо. Пэджет огляделся и даже узнал эти места еще днем вон там, слева, под монастырской стеной, была драка с гвардейцами. Пэджет перевел дух и подошел к карете.