— Но, если вы ее любите, то отдаете ей свою душу, а она вам свою, — возразил я, правда, несколько неуверенно, потому что о подобных вопросах мне не приходилось глубоко задумываться.

— Душа…духовная близость. Да это так. Она, конечно, возникает, но половое сношение, говоря научным языком, это не просто акт, это, как бы правильно выразиться, физическое выражение любви, осязаемое ее доказательство.

Волчатников на какое-то время задумался, а потом показал на одну из книг, лежащих у него на тумбочке.

— Я взял в библиотеке книгу, ее посоветовала ваша библиотекарь, кажется, зовут Лидой. Называется «Фабрика офицеров». Не читал?

— Нет, не успел.

— Там рассказывается о подготовке курсантов в Германии во время войны с нами. Описывается, между прочим, история, довольно любопытная с психологической точки зрения. Одному из офицеров на восточном фронте отстрелили, грубо говоря, член, и он, естественно, не мог исполнять супружеский долг. Этот офицер понимал, что его жена молодая, здоровая женщина, в самом расцвете сил и ей это необходимо. Что думаешь, он делает?

— Кого-то нанимает для удовлетворения?

— Верно. Только не нанимает, а уговаривает друга, чтобы тот приходил к его жене в отведенное время.

В моем размягченном алкоголем мозгу мелькнула мысль, не хочет ли комэска предложить эту роль мне. Может, он для того и пригласил к себе в гости, чтобы плавно, ненавязчиво подвести к этой мысли?

Словно угадав мои мысли, Волчатников грустно усмехнулся:

— Знаешь, чем все кончилось? Жена увидев, что ее муж страдает от такой ситуации, вскоре отказалась от сексуальных услуг его друга.

— А как они затем вышли из положения? — немного бестактно спросил я, невольно сравнивая эту книжную историю с положением Волчатникова.

— А никак, — он рукой провел по свей седеющей шевелюре, отчего коротко стриженные волосы поднялись ежиком, — в отличие от того офицера, я не полный импотент. Мы еще что-то могем, как говорит один из героев фильма «В бой идут одни старики».

Потом он пристально взглянул на меня своими синими глазами:

— Не знаю, зачем все это тебе говорю — другому никогда бы не сказал. Мы, конечно, выпили, но я тебя прошу о нашем разговоре не распространяться. Как писал Анненский «лишь тому, чей покой храним, сладко дышится».

Глава 4

Ночью дождь прекратился. Часа в четыре утра я почувствовал, что меня кто-то тронул за плечо. Это был старшина роты Винник. Поглаживая свои пышные рыжеватые усы, он сообщил сиплым от постоянного употребления спирта голосом, что командир роты Косых загулял и на ногах стоять определенно не может. Следовательно, именно мне надо вести бойцов на прочесывание аэродрома.

Сказав это, Винник приложился к трехлитровой банке с разведенным спиртом, стоявшей на тумбочке у Тернового, крякнул и пошел поднимать солдат, слегка покачиваясь из стороны в сторону. Я с большой неохотой стал подниматься с кровати, пытаясь на ощупь, в полумраке найти свою одежду и упавшие вечером под кровать ботинки. Рядом мирно похрапывал Приходько, а кровать Тернового была пуста.

Собственно прочесывание аэродром являлось обязательной процедурой подготовки к полетам. Мы вывозили солдат в начало летной полосы, расставляли их цепью и запускали вперед на всю её длину, что составляло примерно два с половиной километра. Солдаты шли, поеживаясь от утренней прохлады, и собирали камешки, куски битума, всякий мусор, оставленный от предыдущего полетного дня. Все это складывалось ими в пустые противогазные сумки, которые выдавались нашим находчивым старшиной, поскольку штатных сумок для этих целей предусмотрено не было.

Когда я выехал на ВПП с дюжиной полусонных солдат, уже занималась заря. Неяркий, чуть приглушенный свет ровно ложился на серые аэродромные плиты, практически не создавая никакой тени, что здорово затрудняло осмотр аэродрома. Я приказал водителю «Урала», на котором мы ехали, включить фары, чтобы сильнее осветить бетонные плиты. Два солдата шли в невысокой траве по краям полосы, поправляя упавшие ярко-красные треугольные пирамидки из фанеры, обозначавшие полосу точного приземления.

Под мерный звук двигателя машины и неторопливое движение солдат, я немного задремал и потому с некоторым запозданием увидел, как к нам подъезжает руководитель полетов. По иронии судьбы это был Волчатников, в отличии от меня выглядевший довольно бодро. Увидев, что я готовлю аэродром к полетам, он удивился:

— Витя? А где Косых?

— Да ему что-то нездоровится, — махнул я рукой.

— Что, опять запил? — почти утвердительно спросил Волчатников — до него, по-видимому, уже дошли слухи о периодических запоях моего командира роты, — доиграется он, могут выгнать из армии, а ведь хороший мужик.

— Я слышал, его вызывают на заседание партбюро батальона, Может, он потому и напился?

— Перед смертью не надышишься, — покачал головой комэска, — вон видишь, полоса приземления. С обеих сторон она имеет расстояние по триста метров. При посадке самолета летчик должен точно вписаться, сесть именно на этот четко обозначенный отрезок бетонки. Сядешь раньше — можешь удариться о кромку плит. Приземлишься позже — выкатишься за пределы полосы. В обоих случаях, если не рассчитаешь, возможна катастрофа, смерть. Так и в жизни, у каждого из нас своя полоса приземления. Любовь это, или что-то другое, неважно! Главное, не проскочить мимо.