Дав Лиде деньги, чтобы она прогулялась до магазина и купила там пива, сигарет, свежие газеты, я пошел в контору оформлять передачу просмотренных картин и получение новых. Водитель «Урала» в это время занялся перетаскиванием коробок к приемному окну, в котором виднелась пожилая женщина, достававшая рулоны фильмов из металлических кассет и проверявшая их на целостность.

Было жарко. Я снял фуражку, широко размахивая ею как веером, расстегнул почти по грудь синюю техничку. Струйки пота стекали по спине, волосы на голове взмокли.

В небольшой конторе за столиком сидела молодая темноволосая девушка — учетчица. Она делала отметки в стопке накладных, лежавших на столе. Увидев меня, девушка кивнула, поскольку мы были уже с ней знакомы, и крикнула вглубь здания, подзывая заведующую:

— Марья Сергеевна, летчики приехали!

Тотчас, будто нас давно ждали, в открытых дверях за спиной учетчицы появилась миловидная женщина лет около сорока. Черные волосы её были забраны в пучок сзади, прищуренные черные глаза смотрели настороженно. Увидев меня, она заулыбалась и сказала певуче, мягко, как говорят на юге:

— Здравствуйте, за фильмами приехали? Наверное, хотите что-нибудь новенькое?

— Да, не отказались бы, — ответил я и тоже улыбнулся в ответ.

Заведующая, стоя в дверях, закинула руки за голову и томно потянулась, словно от долгого сидения за столом у нее затекла спина. Темно-синий халат распахнулся, под блузкой обозначились полные груди, а в глазах появились насмешливые огоньки. Словно она бросала мне вызов, говорила: «Посмотрим, сможешь ли ты сделать вид, что ничего не замечаешь».

Мне было невдомек, специально она это сделала или нет. Может у Марьи Ивановны была привычка потягиваться перед незнакомыми мужчинами, а может у неё действительно затекла спина? Кто её знает? Я не думал о том, хотела ли заведующая специально привлечь моё внимание или она делала это неосознанно, но вскоре почувствовал, как внутри меня нарастает напряжение и возбуждение. Вероятно, Марья Ивановна что-то прочитала на моём лице, она как-то расслабилась, еще сильнее заулыбалась. Девушка — учетчица посмотрела на неё, как мне показалось с укором, и сказала:

— Ваш муж просил передать, что заедет в совхоз «Привольный» и скоро вернется.

— Хорошо! — равнодушно, без особых эмоций произнесла женщина, — когда звонил?

— Минут сорок назад, — ответила девушка и пояснила мне, — у Марьи Ивановны муж — заместитель нашего начальника кинобазы. Он отвечает за исправность киноустановок.

— Пойдемте со мной, — перебила её заведующая, — покажу вам, где можно выбрать новые фильмы.

Отправившись следом за Марьей Ивановной, я оказался с большом зале с длинными металлическими стеллажами. Они доверху были забиты коробками с кинофильмами. Под каждым рядом коробок болталась картонная бирка с указанием картины. Зал плохо освещался, потому что несколько лампочек перегорело и не менялось, то ли из-за отсутствия, то ли из-за нерадивости электриков.

Здесь было прохладнее, и я вздохнул с облегчением. Медленно передвигаясь вдоль стеллажей и читая заголовки картин, большинство из которых было уже мною видено, я прошел в дальний угол хранилища. Заведующая шла за мной, и я чувствовал её дыхание, когда останавливался чтобы прочесть очередное название. От неё пахло польскими духами «Быть может», столь модными среди советских женщин.

Дойдя до конца очередного стеллажа, я резко повернулся и внезапно оказался лицом к лицу с Марьей Ивановной. От неожиданности сделал шаг назад.

— Что летчик, — полушепотом, как бы шутливо спросила она, — боишься меня?

В это время кто-то зашел в зал и на другом конце принялся расхаживать в поисках походящего кино. Отчетливо слышалось шарканье чужой обуви, будто вдоль стеллажей передвигался какой-то случайно забредший старик. У меня мелькнула мысль, что времени вполне хватит.

Марья Ивановна в это время в какой-то истоме безмолвно прильнула ко мне, отдаваясь во власть моих рук. Я повернул к себе спиной эту внезапно обессилевшую женщину, и она оперлась руками о стеллажи, а потом вошел в неё словно в теплую речку, прогретую полуденным солнцем. Мой мозг как будто отделился от тела, он самостоятельно фиксировал детали, пытался анализировать моё и ее поведение, а тело выполняло свою работу. Марья Иванова глухо застонала от удовольствия.

Шаги в дальнем углу склада стихли. Кто-то прислушивался. Черт побери! Меня бросило в жар, но остановиться я уже не смог…

Это был порыв, наваждение страсти, как у Бунина в «Солнечном ударе», когда офицер завел скоротечный роман со случайной пассажиркой на пароходе. Я потерял голову, совсем как тот поручик! Разница была в ощущениях. Герой Бунина чувствовал себя постаревшим на десять лет после той встречи, а я… Я не чувствовал ничего. «Всё из-за любви! — быстротечно соображал я. — Он ведь полюбил!»