Эту историю я впоследствии рассказывал множество раз, вызывая в слушателях восхищение своей способностью оперативно принимать самые важные решения, что, по-моему, придавало мне в глазах окружающих определенный шарм.

Ответ на письмо родителям о нашем решении пожениться пришел незамедлительно. Он напоминал скорее ощетинившегося дикообраза, чем мудрое и ласковое благословение.

СОС! Караул! Грабят! Акции местных невест стремительно падают. Жених уходит сквозь пальцы за горизонт. Родители пахнущих молоком деревенских красавиц перестают почтительно снимать шляпы, невзначай приглашая в гости. Дочери, напялив на себя дорогие безвкусные наряды, перестают пыхтеть от усердия понравиться кандидатам в родственники.

Сын-жених, моряк, будущий врач, взращенный бессонными ночами капитал, коварно уводится из стойла. В глухую защиту, СОС! Мне были понятны чувства родителей. Понятен и СОС. Ведь для отца, покидавшего деревню только для того, чтобы оставить свой автограф на Рейхстаге в незабываемом 45-м и матери, не бывавшей дальше райцентра, призрачная жена была избалованной городской барышней, уцепившейся за могучую грудь сына и расчетливо делавшей свою партию.

— Ну что ж, родная, будем сами делать свою судьбу. Марш Мендельсона временно откладывается. Ты согласна?

В декабре 1976 года я тяжело заболел. Областная больница, наполненная плановостью и отсутствием милосердия, подписала контракт на мое лечение. Врачи, мудро нахмурив брови, носили на лице печать сострадания и стремились повысить показатели в графе “выздоровление”. Больные боролись за жизнь, помогая друг другу. Конвейер воспроизводства рабочей силы трудился с бездушием автомата по штамповке гаек. Консервативное лечение не помогло. В середине декабря мне была сделана одна операция, в конце - другая.

Начался сепсис. Молодой крестьянский организм сгорал при температуре 41,2 градусов по Цельсию. К Новому году я никого не узнавал. Прощаться с жизнью не хотелось, но сил сопротивляться оставалось все меньше. Товарищи по учебному отделению, молодые здоровые слушатели, навещали регулярно, принося для больного колбасу, которую я есть не мог и коньяк, который мне был противопоказан. Посему и то, и другое уничтожалось самими посетителями. Мудро качали головами врачи, сестры добросовестно делали уколы, которых я уже не чувствовал...

Сосед по палате, молодой зоотехник одного из колхозов области, обреченный на смерть злокачественной опухолью, надеясь жить сам, свою надежду старался вложить в умирающее тело молодого моряка.

— Не ссы, Петруха! Я таку бабу тебе дам, что она и с того света тебя вытащит, а не только из этой передряги! Мы с тобой, Петруха, еще попьем водочки!

31 декабря вся больница праздновала Новый год. Я очнулся от предложения соседа по палате:

— Петя, давай отметим Новый год, как и все остальные!

Сил отказаться не было. Двадцать граммов коньяка три раза в день применяются в медицине как биостимулятор. А если двести? А если четыреста и сразу? Чем черт не шутит! За Новый год, за тех, кто в море, за мир и дружбу было принято на грудь по целых семьсот.

На следующий день я проснулся с совершенно ясной головой. Температура - 37,2. Сестричка, расправляя боевые шрамы на лице, внесла капельницу.

— Спасибо! Уберите эту клизму! Хотите коньяка?

Возрадовавшись за больного, в нарушение всех инструкций, сестричка милосердно согласилась.

Через месяц, сдав два экзамена прямо в больнице, - инфекционные болезни и Уставы ВС СССР - я был выписан. “Пятерка” по “инфекциям”, которые я знал слабо, “четверка” по Уставам, которые зубрил в течение года. Капитан второго ранга Дельфун мотивировал снижение оценки на один балл тем, что я, выполняя постельный режим, не сдавал строевую подготовку. Жизнь вошла в свою колею.

Незаметно подошла летняя, последняя сессия. Четыре государственных экзамена. Система предъявляла к оплате счет. Шесть лет учебы, переваренные в желудках определенными суммами государственных денег, требовали отчета. Топливо, залитое в организм эскулапов, требовало определить коэффициент его полезного действия. Индикатором чего и служат государственные экзамены.

Десять дней на подготовку. Весна. Буйствующие в крови эритроциты. Зов предков. Любовь. Отвращение к учебникам. Неудачные попытки друзей и знакомых засадить меня за книгу... Первый экзамен. Хирургия. “Отлично”.

Десять дней. Весна. Эритроциты. “Терапия”. “Отлично”. То же по ОТМС и научному коммунизму. Поздравления, слезы радости. Благодарность начальника курса. Лейтенант!

День выпуска новоиспеченных врачей-лейтенантов выдался исключительно солнечным. Душу переполняли только положительные эмоции. Лейтенанты, почувствовавшие себя полковниками, развязно-небрежно толпились во дворе факультета перед торжественным построением, стараясь не замечать старших по званию, замирая от страха перед возможным внушением со стороны начальства. Мудрые начальники “не видели” нарушений субординации.