– От Загоруйко мы.

– А доказательства?

– Доказательства чего?

– Того, что от него! Расписка-записка имеется? А?

– Нет, такой народ победить нельзя!
– в сердцах проговорил журналист и заорал не своим голосом: - Ты, козел, или ты откроешь, или я твои мозги размажу по степи! Ты меня понял, сын козла, осла, барана и обезьяны?!

Возникла естественная пауза. Николь озадаченно взглянула на спутника. Тот развел руками: а что делать, родная? После за дверью раздался шум сдвигаемой мебелишки и обиженный голос:

– Понял-понял. А чего оскорблять-то? Сразу бы так и сказал. А то оскорблять, нехорошо. Витька Загоруйку я уважаю. А он меня!

Наконец дверь приоткрылась. Журналист направил в щель луч фонарика и увидел уксусно-кислое лицо сына вышеназванных животных, выражающее крайнюю степень обиды.

Незнакомые мне гости, кажется, танцевали под популярную музыку в ванной комнате, кажется, объяснялись в любви на унитазе, я пил, кажется, кефир на кухне, когда явился мой друг Бо. Был радостен и восторжен, волочил сумку с водкой.

– В чем дело?
– решил поинтересоваться не контролируемыми мной событиями.

– Как, ты не знаешь?
– воскликнул Бонапарт.

– Ничего не знаю.

– Аида беременна! Отмечаем.

– Как? Опять?!

– Не опять, а снова!
– ухмыльнулся.
– Молодец я, подарит мне наследника.
– И, вооружившись бутылками, как гранатами, ринулся в комнату.
– Аида, я уже здесь!..

Раздались горлопанистые крики восхищения, смех, звон гостевых стаканов; не услышать все это просто было нельзя, то есть надо слишком увлечься, чтобы не услыхать подобный бедлам. И поэтому я беспечно принялся мыть кефирную бутылку, решив, что супруга моего товарища... Но вышла беда: оказывается, Аида была не только аристократка с кривыми ножками, а и чересчур увлекающаяся натура. "Мы с Халимом говорили о поэзии", утверждала она позже. А когда речь заходит о поэзии, проза жизни меркнет, это правда.

Сначала в кухне появился Боря, он был похож на поэта, который хлопнул стакан водки, собираясь читать свое сочинение.

– Там... там...
– тыкался в стены, округлив глаза.

– Что?

– Аида... нагая... совершенно...

– Какая?

– Нагая... в ванной... Я пошел мыть руки...

– А-а-а, - сказал я.
– Она принимает душ. У вас же отключили горячую воду?

– На месяц.

– Ну и что тебя тогда так беспокоит?

– Она не одна!
– возмутился мой приятель.
– Там этот... сзади...

– Ну и что?

– Как - что?

– Наверное, мылит спину?
– предположил я.
– Сам знаешь, трудно самому мыть спину.

– Да?
– задумался.
– Как-то странно... мылит...

– Аида, ты говорил, беременна, какие могут быть сомнения?

– Ты думаешь?

– Думаешь ты, - ответил.
– А я мою бутылку, как миллионер спину твоей супруги.

И тут появляется она, взмыленная, но счастливая. На вопрос мужа, хорошо ли она помыла спину с помощью их общего друга Халима, брякнула, что, мол, стучаться надо и вообще, какая спина, она изучала восточную поэзию и культуру полового сношения. Этот ответ очень расстроил моего друга, он заплакал, потекли сопли, слюни...

– Ты дала, - занючил он.
– Дала, я знаю... Как тебе не стыдно? Ты же беременная!

– И не человек, что ли?
– заорала взбалмошная фурия.
– Не устраивай истерик. Ты, лапоть, должен быть выше всего!
– И покинула наше общество.

– Я - лапоть?
– взбеленился Бо.
– Да я... да меня... меня на работе ценят... Я скоро буду большим начальником. У меня будет фантастическая карьера!.. Я... я... тсс!
– И приближает ко мне свое резиновое, как у куклы, лицо.
– Я есть секретный...
– И не успевает договорить: в кухню, пританцовывая, прибывает смуглобрюхий миллионер.

Ему было хорошо, он с удовольствием пропивал очередной миллион и был далек от проблем текущего дня. Тем более он познал любовь на унитазе загадочной гвардейской белошвейки с крепким задом. О-о-о, какая gopa! И поэтому был бесконечно счастлив и не обращал внимания на враждебные взгляды новоявленного рогоносца в лице Бо. Банкир доброжелательно похлопал моего друга по лбу, где выпирала дисгармоничная шишка (или это уже прорастал рог?) и проговорил:

– Easy-going!

– Что?
– сдержанно и вполне дипломатично спросил Бонапарт.
– Что он хочет сказать?

– Он хочет сказать, что ты веселый, беспечный, легко сходящийся с людьми.

– Это он угадал, сволочь!
– польщенно оживился мой друг.
– Но предупреди: наши бабы - это наши бабы, и в следующий раз мы ему, козлу, оторвем яйца.

– Трудно перевести, - признался я.
– У них "козел" имеет несколько значений.

– А ты постарайся, - вредничал Бо.
– И особое ударение на "яйца".

Я перевел - на что разнузданный представитель мира капитала запрокинул вверх голову и взвыл: