— Ты чегой–то, пенек старый, развалился–то, а? День не закончился еще, скоро стража подтянется, а чем нам их потчевать?! А ну вставай да ступай за медом!

— Я схожу, матушка, — миролюбиво улыбнулся юноша с метлой. Фрабби метнула на сына тяжелый взгляд.

— Нет уж, пусть батюшка твой, недотепа, сходит!.. эй, Клепп! А ну вставай, — норжанка тяжело поднялась на ноги и поковыляла к мужу. — Клеппик… — при виде посиневшего лица старика и вывалившегося из его рта языка торговка завопила, — Клепп! Муженек мой любимый! На кого ж ты мне покинул, вдовою оставил?! — рыдая, она упала на хладную грудь мужа. Хрейнн кинулся к ней, по-прежнему не выпуская метлы из рук. Завывания Фрабби разбудили Ворстага, который чуть не свалился со стула. Горестный плач огласил таверну, перепугав постояльцев. Слышащая соизволила выглянуть из комнаты. Закутанная в черные шкуры, по которым привольно раскинулись золотистые локоны, она скользнула равнодушным взглядом по стенающей старухе. Уголки губ чуть приподнялись, но уже через долю мгновения слезы наполнили сверкающие сталью глаза, и, всхлипнув, она скрылась в номере таверны.

***

Маг метался в горячечном бреду. Он звал свою жену, отца, какую-то Аннику, то вновь впадая в забытье, устремив невидящий взгляд в потолок, то снова проваливаясь в зыбкий сон. Тинтур перевернула прохладный компресс у него на лбу и, чуть приподняв голову северянина, аккуратно влила меж его запекшихся губ целебное снадобье. Онмунд поперхнулся и закашлялся.

— Не потчуй его шибко, — наставительно буркнул Ингвар, подбрасывая дров в очаг, — ежели клинок отравлен был, то у него все назад пойдет.

— Рана чистая, а ему сил набираться надо, — эльфийка вытерла подбородок колдуна, вновь задремавшего. Бледный до синевы, дыхание с хрипами вырывалось из тяжело вздымающейся груди. На смену жару пришел озноб, норда била крупная дрожь. Босмерка поправила его одеяло, накинула сверху выделанную медвежью шкуру. Онмунд прерывисто вздохнул.

— Деметра… — прохрипел он, с неожиданной силой схватив Белое Крыло за запястье. — Деметра… ты здесь?.. не уходи!.. пожалуйста!..

— Тише, — Тинтур мягко расцепила пальцы северянина, — никуда Деметра от тебя не денется.

— Правда?! — синие лихорадочно блестящие глаза мага пронзили девушку вполне осмысленным взглядом. Эльфийка слабо улыбнулась.

— Конечно. Полежишь, сил наберешься, а с утра к своей благоверной отправишься, — дожил бы он до утра. Кровь вроде бы чистая, но девушка так и не смогла определить, каким ядом был смазан кинжал Изгоя. Если норд силен, он легко победит хворь, потом будет хвастать шрамами перед своей вампиршей. А если нет… пагуба сгноит его внутренности. Онмунд слабо улыбнулся, обессилено откидываясь на подушки. Ящерка, сидящая в ногах кровати колдуна, вдруг тоненько заплакала. Наемник повел мускулистыми плечами.

— Жрать хочет поди отродье твое, — фыркнул он, — чем кормишь его?

— Курицей, рыбой, фруктами. Молоко любит козье, — Тинтур подхватила аргонинанчика на руки. — Ну, чего рыдаем? Сейчас покушаем… — она почесала меж его загнутых рожек, но малыш затряс головой и заплакал только сильнее. Он выгибался, дрыгал ножками, шипел. Эльфка нахмурилась, легонько шлепнула ящерку по хвосту. Тот попытался ее укусить. Зубки у него крохотные и уже острые, босмерка едва успела убрать руку. Посадив плачущего аргонианина на пол, девушка отошла к магу. Онмунд спал, зарывшись лицом в подушку, жар спал. Надутый малыш сидел на полу, вытирая глазки, и горестно всхлипывал. Жалобно шипя, он пополз к Тинтур, но она отодвинула его ногой. Ящерка взвыла в голос, хватая ее за щиколотку. Наемник устало закатил глаза.

— Вот… мага твоего выхаживай, ящерицу эту корми… расходы сплошные с тобой, Белое Крыло, — Певец отряхнул руки и поставил перед беглой разбойницей крынку молока. — Козьего нет, только коровье, — проблемы создавать она еще в Коллегии умела. — Как его зовут хоть?

— У него нет имени. Я… не знаю, мальчик это или девочка.

— А что, у него не болтается ничего? — хохотнул норд. Белое Крыло смерила его тяжелым взглядом.

— Это ящерица. У них не должно ничего болтаться. Пока, — аргонианчик отказывался есть, крутил мордочкой, не желал пить молоко. Вздохнув, эльфийка положила его в ногах Онмунда. Детеныш свернулся калачиком, вцепившись в собственный хвост. Босмерка укрыла его краешком шкуры.

— И зачем тебе возиться с колдуном энтим? И аргонианином, — мужчина фыркнул, — и я дурак. Играешь на мне, как на флейте. Хоть… не знаю! Замуж за меня выходи что ли! А, Тинтур? — Ингвар, улыбаясь, заключил хрупкую девушку в медвежьи объятия. — В серебре да крови купаться будешь!

— А как же красавицы твои из Солитьюда?

— Да даэдра с ними! — Певец сочно расхохотался и поцеловал ее в щеку. Белое Крыло лишь рассмеялась, выворачиваясь из его рук. Думает, что он шутит. И правильно думает! Чтоб он, Ингвар Певец, да в ярмо полез?! Чтоб девки Скайрима в слезах утопили?! Ха! А вот позабавиться с эльфийкой он не прочь, только как сейчас? Кровать занимает хворый колдунишка, еще и младенец этот чешуйчатый… Тинтур тем временем высвободилась из рук наемника и одернула безрукавку.

— Спасибо, что приютил нас.

— Пустяки, остроухая, — Певец разливал вино по кружкам, — сколько зим мы не виделись? Две? Три? Слыхал я, навела ты шуму в Рифте.

— Было дело. А ты, я вижу, остепенился, — девушка лукаво улыбнулась, но золотисто–карие глаза смотрели настороженно. Норд шарахнул пузатой бутылкой по столу.

— Пф! Скажи еще, что я осел! Захочу и уйду из Маркарта! И чихал я на клан Серебряная Кровь! — вот ведь дура–баба! Неужто думает, что норда удержит какой–то скальный городишко?! — Регочешь, как ослица, женщина, — обиженно бубнил он, но тут же залихватски усмехнулся, — Слыхала, ведьм из Гленморильского ковена порешили. Говорят, Соратники ворожеек прирезали. Головы им по отрубали, а тела костлявые сожгли. Эх, посмотрел бы я на этот костерок! Сколько людей ведьмы проклятые загубили, даэдрапоклонницы! Тьфу! Пусть дремора вечно их душонки гнилые рвут!.. эй, ты куда? — Ингвар удивленно заморгал, когда босмерка вдруг резко поднялась на ноги. — Час совы на дворе!