– Ну, старухе в ней же не щеголять, сама в деньги обратит.

– И не старуха она, молодая девка.

– Заливаешь, Тихон, аж через край идет. Где ж это знахарка бывает молодой?

– Знахарка? Как не так! Грамотная она, да не просто: в у-ни-вер-си-те-те училась. Вот те крест! Все-все лечить может. У меня на глазах одного унтера с того света вытащила. Ему чугунный осколок в сердце попал.

– Брешешь! Не может быть такого.

– Крест готов целовать! Сам видел! Она только что голову отрубленную обратно приживить не может.

– А руку или там ногу?

– Это пожалуй, плати лишь. Работа, говорит, долгая и трудная, но можная.

– И коней тоже лечит?

Хорунжий чуть призадумался.

– Сама не говорила, а врать не обучен. Не знаю.

– Ведьма она, что ль?

На этот раз задумчивый период оказался больше.

– Да вроде и ведьма, но добрая.

На это возразил хор из трех голосов:

– Таких не бывает!!!

Неболтай от этих слов вошел в раж:

– Неужто? А ну-кось: ведьмы ведь порчу наводят, верно? На зерно там, еще на скотину, а то и на людишек могут. Что скажешь?

– Наводят, так и скажу.

– Во-о-о! А Марья Захаровна - та лечит только.

Возражение было сильным. Гости призадумались и по зрелом размышлении налили еще.

– Имечко вроде как русское, - вдруг заметил ротмистр Левашов, - а сама-то она православная?

Молчание было очень долгим.

Разговоры, разговоры, разговоры... Разные группы людей говорили о разном.

Дамы высокого (по местным меркам) положения обсуждали вовсе не удивительную женщину-врача. Они горячо перемывали косточки друг дружке.

– А знаете ли, Адвотья Никитична: давеча в гостях у Татьяны Юрьевны госпожа Панина так и не сняла перчаток.

– Как интересно, Вероника Маврикиевна! Отчего бы так?

– Она посетила Марью Захаровну с просьбою избавить ее от оспин.

– И что ж?

– На лице следа не осталось, все видели. Но у господина Панина, видимо, не хватило денег, - эффектная пауза, - и его супруга не заказала лечение рук.

– О, вы хотите сказать...

– Истинным богом клянусь, и в результате она не притронулась к даже к foie gras [14] .

И никто из дам не поинтересовался происхождением женщины-доктора. Правда, оно явно было не из высоких. А до ее акцента и вовсе никому дела не было.

Были и другие разговоры.

Городские обыватели и (частично) военные моряки рассуждали об обстреле Одессы. Тема была куда более интересна, чем взятие на абордаж французского парохода фрегата: во-первых, она просто была свежее; во-вторых, это было событием более значимого свойства. Большинство флотских полагало, что победа в бою с французом была в первую очередь следствием везения команды 'Морского дракона'. Нападение громадной эскадры (двадцать семь вымпелов!) удалось отбить, хотя при этом сгорели девять торговых судов. Мало того: четыре вражеских фрегата получили повреждения, и это видели многие.

Тема получила неожиданное продолжение в зале Офицерского собрания. Армейские и флотские офицеры оживленно обсуждали результаты атаки на Одессу. Споры подогревались соответствующими напитками. И тут некий веский голос заставил спорщиков обратить на себя внимание.

– Сдается мне, господа, что вы не понимаете главного: война уже проиграна.

Сказал это капитан второго ранга граф Кржижановский, бывший на тот момент начальником батарейной палубы на 'Первозванном' и заслуживший превосходную репутацию (а также повышение в чине и ордена) при Синопе. До оскорблений дело не дошло, поскольку означенный моряк продолжил мысль:

– Тенденция, господа, такова, что Российская империя плетется в хвосте у Европы в части технических новшеств. Я моряк, моя специальность - морские орудия, и по ним-то вижу, что отставание наше не только не уменьшается, но растет с каждым месяцем.

Князь Мешков был, вне сомнений, светским человеком, и потому со всей вежливостью вопросил:

– Граф, не угодно ли будет вам привести примеры такового отставания?

– Сколько желаете, князь. Для начала возьмем хотя бы хорошо известный вам 'Морской дракон'. Кстати, именно его полагаю вершиной технической мысли российских кораблестроителей.