Из 110 пехотных полков 17 получили отличную оценку, 55 — очень хорошую, 39 — хорошую, 3 — посредственную и 2 полка — слабую [446] .

В этом же году на проведенных в 24 стрелковых батальонах стрельбах 22 батальона получили оценку «отлично», а 2 — «очень хорошо» [447] .

Требования инспекторских поверок состояли в том, «чтобы каждый… достиг уменья производить меткий боевой выстрел», для чего стрелок должен был при выстреле принимать во внимание «состояние воздуха, освещение, условия местности» и добивался «тонкой» стрельбы, не допуская замены единичной меткости каждого отдельного выстрела количеством выпущенных пуль. Так называемая «скорая стрельба» требовалась только от стрелковых частей, для линейных же частей устанавливалась «учащенная стрельба» по команде.

Несмотря на положительные результаты поверок, было подмечено, что все обучение стрельбе, скорее, клонилось к ее совершенствованию на стрельбище, чем к приближению к боевым условиям.

Вопрос о стрельбе в цель в годы, предшествовавшие русско-турецкой войне 1877–1878 гг., приобрел большое значение. Вокруг него было много споров, и в армии наметилось два направления. Одно отдавало предпочтение цельной стрельбе на близкие расстояния (в том числе и залповой стрельбе), другое же настаивало на целесообразности ведения одиночного беглого огня.

Сторонником последнего вида стрельбы был генерал Л. Зеделлер, находившийся при немецкой армии во время франко-прусской войны 1870–1871 гг. в качестве военного наблюдателя. Он указывал, что теперь «одиночный огонь есть главный вид боевой стрельбы; залпы возможны в редких случаях, при расположении небольшой части за закрытием; огонь на расстоянии верного выстрела есть самый действительный, и ему должно быть отдано полное преимущество…» [448]

Введение на вооружение казнозарядного оружия привело к тому, что «стрелковая цепь перестала составлять лишь придаточную часть сомкнутого строя, а приобрела при современном вооружении полную самостоятельность». За сомкнутым строем «осталось как бы второстепенное значение» [449] .

Доклад Зеделлера был сначала рассмотрен в «Главном комитете по устройству и образованию войск» в 1875 г. [450] , после чего его предложения были рассмотрены на выделенной комитетом комиссии, которой было предложено подготовить вопросы, относящиеся к строевой и огневой подготовке. Комиссия признала, что казнозарядное оружие изменило характер боя. Стрелковый бой приобрел в связи с этим самостоятельное значение. Поэтому, считала комиссия, необходимо «отдать полное предпочтение стрельбе из рассыпного строя», в то же время комиссия считала целесообразным сохранить залповую стрельбу из сомкнутых строев, но поскольку она может быть эффективной на сравнительно короткие расстояния, то рекомендовала установить во вновь принятых ружьях (Бердан № 2) прицел не на 1 200, а только на 600 шагов. Учитывались при этом и экономические соображения: считалось, что для обучения пехоты стрельбе с дальних расстояний потребуется больший расход боеприпасов.

Наиболее целесообразной признали стрельбу на короткие расстояния, учитывая, «что действительность огня увеличивается с уменьшением расстояний… огню на близком расстоянии поэтому должно быть отдано полное предпочтение. Должно стрелять, заботясь главным образом о меткости, на больших дистанциях редко и лишь по непосредственному приказанию ближайших начальников; затем учащать огонь по мере сокращения дистанции, по приближении же противника стрелять неумолкаемо, учащая пальбу на близком расстоянии до возможного прицела, ввиду решительного действия» [451] .

Дискуссия была разрешена на практике во время войны 1877–1878 гг. За экономию боеприпасов в мирное время войска заплатили тяжелыми потерями в боях под Плевной и Ловчей.

Война показала, что прицельный одиночный огонь из сомкнутого строя вести невозможно, что наиболее целесообразной формой его является стрельба из рассыпного строя, что действенность залпового огня потеряла свою силу, что пехота может идти в атаку и против укрепленных позиций, что, наконец, холодное оружие (штык) не потеряло свою действенную силу.

Все это привело к созданию особого отдела о стрельбе и действиях стрелка в рассыпном строю в уставе 1881 г. Новый устав рекомендовал располагать войска для боя в цепи, «имея в виду желательную силу огня и потребность в резерве».

Солдаты в цепи «принимают произвольное положение и, если представляется возможность, то имеющимся у них шанцевым инструментом устраивают себе закрытия… Лучшие закрытия для цепи: неровность местности, канавы, ямы, бугры, насыпные дороги, толстые деревья» и т. п. Характер боя менялся, и поле боя становилось все более пустынным. От картинного передвижения войск, от грозного вида сплоченных масс теперь приходилось отказываться совсем. Нужно было учить солдат метко стрелять с далеких дистанций, применяться к местности, окапываться и всячески укрываться от огня противника, который не допускал сближения с собой. Поэтому в указаниях об огневом бое появился раздел об одиночном огне, хотя залповому огню все еще отдавалось предпочтение: «Везде, где окажется возможным и уместным, стрельбу залпами следует употреблять предпочтительно» [452] .

При наступлении цепи выделялся период сближения «от построений боевого порядка до вступления в сферу ружейного огня, т. е. приблизительно до 800 шагов» и период удара, который «имеет целью атаку позиций противника».

Уставы рекомендовали применение к местности во время движения, перебежки, определение последней стрелковой позиции, на которой штыковой удар окончательно подготавливается ружейным огнем, после чего примерно за 200 шагов должно следовать движение для удара в штыки. «Раз двинувшись, — гласит инструкция, — для удара в штыки, следует идти прямо и быстро к атакуемому предмету, не останавливаясь, пока цель атаки не будет достигнута; малейшее колебание, нерешительность, а тем более какая бы то ни было остановка может повлечь за собой громадные потери и иметь гибельные последствия» [453] . После атаки требовалось продолжать боевые действия, «преследуя неприятеля усиленным огнем».