Астафьев связывает состояние морального духа армии с политическим строем страны.

«Армия не есть машина, которою ведется наступательная и оборонительная войны. Войско не составляет отдельной части от народа. Оно живет тою же жизнью, как и народ, и каждый воин есть вместе с тем подобный другим гражданин одной общей семьи, для защиты которой от внешних врагов он по призыву правительства обрекает свою жизнь на жертву» [430] . Вот почему на войне весьма важную роль играет. воинский дух. Одним из средств поднятия воинского духа, полагает Астафьев, является воспитание, которое поднимает его на степень долга и чести. Долг и честь Астафьев понимал, конечно, в духе своего времени, но в то время такие взгляды были прогрессивными.

В этой же работе Астафьев высказал ряд ценных мыслей о том, что технические изобретения неоднократно совершенно изменяли технику, стратегию войны и все, что касалось военного искусства.

Астафьев останавливался и на вопросе о тактике стрелковых цепей. «По нынешнему улучшению и влиянию на бой ручного огнестрельного оружия тактика должна изменить строй, отдавая все преимущества рассыпному (строю) перед колоннами…». «Теперь необходимо рассыпать не только роты и батальоны, но даже целые полки и бригады» [431] , — писал он.

Взгляды Астафьева были враждебно встречены официальными кругами. Его работа получила отрицательную оценку на страницах «Московских» и «С.-Петербургских ведомостей» за «слишком оригинальные мысли».

Выразителем буржуазных взглядов на способы ведения войны и боя был Г. А. Леер. Сначала он выступил как теоретик в области тактики. Отметив, что «настоящий период для тактики — это период сильного умственного брожения в ней», Леер стремился обосновать тезис, что теория в тактике должна сводиться, во-первых, «к уяснению и установке руководящих основных положений (принципов, начал), масштабов, регуляторов для той или другой тактической операции (идеалов)» и, во-вторых, «к охарактеризованию наиболее типичных случаев их применения к делу (свойства наиболее типичных форм применения того или другого начала. Типы)» [432] .

От своих предшественников Леер отличался тем, что он почти устранил из области тактики устав, ограничившись разработкой различных уставных типов и оценкой примеров в разделе «Прикладная тактика». Вскоре он вообще отошел от тактических проблем и определился как теоретик в области стратегии.

Истинным властителем дум в области теории тактики стал во второй половине XIX в. М. И. Драгомиров. Он не только дал наиболее глубокое изложение принципов тактики стрелковых цепей, но и впервые в истории военного дела разработал систему боевой подготовки, отвечающую этой тактике, и таким образом явился создателем военной педагогики как науки.

Раскрывая сущность воинского воспитания, Драгомиров писал: «Все дело воспитания и образования войск приводится к весьма немногим идеям: 1) ставить воспитание выше образования; 2) переходить от анализа к синтезу (т. е. учить делу по частям, но на этом не останавливаться, а непременно соединять эти части в одно, так как они соединяются при действии против неприятеля); 3) учить целесообразно; 4) развить внимание людей в военном направлении; 5) приучать их встречать неожиданности быстро, но несуетливо; 6) вести занятия так, чтобы ни один шаг в них не противоречил закону выручки своих; 7) ознакомить различные роды оружия со взаимными их свойствами; 8) вести маневры так, чтобы «всякий воин понимал свой маневр»; 9) устранять все, способствующее самосохранению, и поощрять все, благоприятствующее самоотвержению, и потому давать практику в преодолении чувства опасности; 10) учить показом, а не рассказом; 11) остерегаться примерного исполнения чего бы то ни было, в мере, допускаемой мирной практикой, — вот и все. Все эти идеи можно было свести даже к одной только: в воспитании и обучении сообразоваться со свойствами воли и ума человека» [433] .

Таким образом, Драгомиров очерчивал три стороны воинского воспитания: воспитание ума и воли, воспитание нравственное, воспитание физическое.

Рассматривая воспитание как сложный процесс, Драгомиров наиболее полно раскрыл вопросы умственного и нравственного воспитания. Мысль о единстве этого процесса выражена в учебнике тактики: «В военном воспитании соображение с духовным и умственным строем человека требует в занятиях целесообразности, в отношениях — строгой законности, в жизни материальной — хорошей пищи, одежды, а также физических упражнений, которые, держа организм в постоянной деятельности, не доводили бы его, однако ж, до истощения, а напротив, укрепляли» [434] .

Процесс военной подготовки должен выработать у солдат воинское мышление, научить их оперировать военными категориями, заставить направить весь ум, все внимание на выполнение военных задач — в этом состоит цель обучения.

Обучение должно быть сознательным. Нужно заботиться о том, чтобы люди верили в свои знания и свои силы («ибо в деле, кто себе не верит, тот и с основательными знаниями бывает бит»), чтобы солдаты понимали цель всякого приема и действия, чтобы каждый умел применить свои знания на практике в бою и не растерялся, а выжал из своего ума максимум его возможностей.

Центром всей воспитательной работы, по мнению Драгомирова, должно быть нравственное воспитание. Он считал, что моральный фактор является решающим фактором и от степени нравственной подготовки зависят судьбы войны.

Драгомиров считал главным воспитание чувства патриотизма и самоотверженности ради интересов Родины. «Выше всего… стоит готовность страдать и умирать, т. е. самоотвержение: оно освящает повиновение, оно злейшее иго делает благим, тягчайшее бремя легким; оно дает силу претерпеть до конца, принести Родине жертву высшей любви» [435] .