— С ума сойти! Значит, ты… пуфф!

Он шумно выдохнул, качая головой. В такое трудно было поверить. Его давняя подружка, его Гермиона, которую он помнил маленькой сосредоточенной девочкой с копной волос на голове, на самом деле входит в число тех, кто принимает главные решения? Могло ли быть так, что она слегка преувеличила свою роль, ведь до этого он никогда даже краем уха не слышал о подобной роли отдела, в котором она работала. Но потом у него в памяти стали всплывать один за другим эпизоды, которые со всей очевидностью доказывали её правоту. Он удивлялся, с какой легкостью она раздавала распоряжения наблюдателям Арората, удивлялся тому, что ей выдали в архиве досье, хотя не имели на это права, и теперь становилось ясно, откуда у неё подобные полномочия. Даже поведение Долиша недвусмысленно демонстрировало её особую роль, настолько тот был постоянно раздражен и встревожен в её присутствии. Неудивительно, ведь он разрывался между необходимостью терпеть её вмешательство и желанием послать куда подальше юную выскочку, которая находилась выше его по рангу, хотя сам он всю жизнь проработал в Отделе правопорядка.

— Выходит, министр — просто подставная фигура, которая ничего не решает?

— Разумеется, решает! Для того его и назначают, чтобы он решал. У министра широкая свобода действий. Он только не должен вмешиваться в некоторые вопросы, которые… скажем так, не входят в его компетенцию. Отдел лишь осуществляет… определенный контроль за его действиями.

— Раньше ты жутко боялась мне что-то рассказывать. Разве всё это — не секретная информация?

— Конечно, нет. Тот, кому прямо очень надо узнать, кто именно осуществляет реальную власть, узнает, если спросит об этом. Просто маги не очень активны в этом вопросе, они больше индивидуалисты, и политикой мало интересуются. За исключением некоторых… Собственно, кое-кого из таких ты сам знаешь. В переписке Дамблдора и Гриндевальда символ Даров в переносном смысле означал именно Отдел, а если еще более широко — то вообще власть. Они тогда были слишком нацелены в эту сторону. Но в Отделе посчитали, что Дамблдор не подходит для подобной работы. В результате, ему удалось добиться только должности главы Визенгамота, хотя это само по себе уже очень много.

— Это Дамблдор-то не подходил! Гермиона, ты о чем?!

— У него было слишком много передовых идей, слишком много политики и слишком мало желания заниматься рутинной работой, которой большинство времени невыразимцы и занимаются.

— Хорошо, а когда упивающиеся захватили власть? Разве они не контролировали министра? Разве не должен был твой отдел что-то сделать с такой ситуацией?

— Гарри, ты так говоришь — «твой отдел», как будто я в противоположном лагере! И как будто я в то время там работала. Очевидно, они считали, что держат ситуацию под контролем. Через Руквуда.

— Под контролем?! Ты это называешь «под контролем»?! В то время как Волдеморт творил со страной невесть что?!

— Гарри!.. Пожалуйста, успокойся! Я просто предположила… Пойми, я уже говорила тебе, что Отдел Тайн не занимается политикой. По крайней мере, напрямую. Собственно говоря, для них неважно, кто именно находится у власти, лишь бы они не лезли туда, куда не надо. С этой точки зрения, власть может быть лишь более удобной и менее удобной. Если она станет совсем неудобной, её… убирают.

— То есть, по-твоему, власть Волдеморта была удобной?!

— Гарри! Почему ты говоришь мне такие вещи?! В чем я провинилась?! Я просто описываю тебе ситуацию.

— Прости! Ты же знаешь, я ни в чем тебя не обвиняю. Я просто боюсь, что… Мне не хочется, чтобы ты тоже начала думать таким же образом. Это не значит, что я считаю, что ты так думаешь, я только не хочу, чтобы ты стала так думать. Когда-нибудь.

— Режим Волдеморта был ужасен, я не собираюсь менять на это свою точку зрения! Но, пойми, что должна существовать сила, которая бы удерживала некоторые вещи от того, чтобы они вырвались наружу. Порой это может быть даже важнее, чем бороться с обычным злом. Я же рассказала тебе историю Отдела Тайн, именно понимание того, что может натворить маг, который слишком далеко продвинется в некоторых вопросах, и стало главной причиной для основания Отдела. Который сам изучает эти вопросы и определяет границы для подобного изучения. Именно этими побуждениями он и руководствуется. Со стороны некоторые действия могут иногда показаться странными, но в них есть своя важная логика. Поверь мне, Отдел стоит на страже вещей, которые будут пострашнее любого Волдеморта, если их выпустить на волю.

— Хорошо, ты меня убедила, Гермиона. Впрочем, как обычно, — он улыбнулся. — Да и трудно было бы с тобой не согласиться, учитывая подробности дела, в которое мы ввязались. Не злись, но я всё-таки скажу, что, судя по тому, как ты защищаешь свой отдел, ты здорово прониклась его идеями.

— Я не злюсь. И ничего я не прониклась, потому что никаких идей тут нет. Простая логика. Даже того, что я успела узнать, работая там, с лихвой мне хватило, чтобы понять простую вещь: магия — гораздо более опасная штука, чем я себе представляла. А я даже и половины еще не знаю.

— Да? А я думал, что вы все там в равных условиях.

— Конечно, нет. В нашем отделе, как и в любом другом, существует своя структура. Просто она связана с давней традицией, поэтому выглядит необычно.

Гермиона нарисовала пальцем равносторонний треугольник.

— Вверху — глава, второй ряд — два заместителя, третий ряд — четверо посвященных, четвертый ряд — пятеро неофитов. Всего двенадцать человек. Я, естественно, пока только неофит.

— Последний ряд неполный.

— Да, он всегда неполный. Это символ нового расширения. Изначально, как ты помнишь, магов было трое — один-два, потом это число увеличилось до шести — пирамида один-два-три, потом до девяти — один-два-три-три, теперь вот двенадцать. Но когда-нибудь она снова увеличится, добавится еще один ряд.

— Что, скажешь — и это не секретная информация?

— Нет, просто информация, не подлежащая разглашению. Это всего лишь структура. А вот распределение информации и обязанностей между рядами — это уже секрет.

Гарри почесал в затылке.

— Настоящее тайное общество. Масоны какие-то.

В ответ она хлопнула папкой с пергаментами ему по голове с притворной сердитостью на лице.

— Вечно ты ляпнешь какую-нибудь глупость! Впрочем, хорошо еще, что ты вообще что-то знаешь о таких вещах.