Шрифт:
— Конечно, положение мое очень двусмысленно. Но согласитесь, каждый имеет право на личную жизнь, а у меня их две — моя и еще чья-то, — она словно оправдывается, думал он. — Вот поэтому я и говорю про ответственность. Почему я так нянчилась с вами, когда вы ворвались в мой дом? — он ничего не помнил, только то, что его выставили за дверь. — Потому что вы тогда словно с луны свалились. Я видела — вы даже ни капельки не притворялись. Поэтому не спустила вас с лестницы. Хотя любая девушка на моем месте в ту же секунду прогнала бы вас. Но у меня ответственность.
— Ответственность?
— Опять двадцать пять! Я же объяснила. Хотя сама я ни в чем и ни перед кем не виновата. Я делаю это во имя справедливости. И когда меня принимают за другую, не грублю с бухты-барахты чужим людям. Я боюсь обидеть.
— Понятно.
— Что-то не заметно. Судя по вашим глазам. Ладно, что с вами поделать. Я все понимаю. Время лечит, увидите, и вы привыкнете. И не бойтесь вы так — я вас не съем. Даю честное слово!
— И многих мистер Грант к тебе присылал?
— Это еще что за намеки? Что вы себе позволяете? Я же просила не произносить его имя. Чтоб последний раз, понятно?
Нет, не понятно. Он ничего не помнил. В том числе и просьбу мистера Гранта не раскрывать, откуда у него адрес.
— Я ведь позвонила ему. И все ему высказала. «Первый и последний раз! — сказала я. — Мало того, что ты и так заварил всю эту кашу, — сказала я. — Что люди подумают, если ты будешь и дальше присылать ко мне мужчин? Меня же просто выселят отсюда!»
— А если к тебе придет Ридли? — спросил он с видом человека, который открывает главную козырную карту.
— Парнишка ее? Знаете, я и сама все время об этом думаю. Что ж, наверное, это было бы жестоко. А вы так не считаете?
— Это ты говоришь.
— Что-то мне не нравится ваш тон! Ну конечно: это было бы жестоко, но я же ни в чем не виновата. И не виновата в том, что у меня такое лицо. Это все мой отец, его рук дело.
— А если мистер Грант возьмет и приведет его к тебе? — он покраснел, но не отводил глаз.
— Нет, не думаю, он не способен. Это было бы слишком… Да пусть только посмеет!! При том что малыш уверен, что мама его на небе и среди ангелов. Мне даже иногда снится — как мы встречаемся на улице. Что, если бабушка возьмет его в Лондон? Кто ее знает, почему бы и нет. Это было бы ужасно. Но все равно, все равно — я же ни в чем не виновата!
— А кто тогда виноват?
— Отец, конечно.
И тут только он осознал, что она не в своем уме. Вот откуда и этот голос, и непонятное поведение. Его охватила глубочайшая грусть. Та — его Роза — ушла и превратилась в другую.
— Поэтому мне приходится так себя вести.
— Как так?
— Ну какие же вы, мужчины, иногда тупые! Неужели вы думаете, что мне больше делать нечего, как только вести с вами душеспасительные беседы? Я, между прочим, хожу на работу. Нет, я не хочу вас обидеть. Но повторяю — это обязывает. Но тогда я как с цепи сорвалась, узнав, что вас прислал мой отец. Все понятно или повторить еще раз?
— Да, — он боялся вывести ее из себя.
— А вы… вы все принимаете так близко к сердцу, я пожалела вас. А сами вы вот как со мной.
— А у меня из-за тебя работа стоит!
— Ну и незачем так себя изводить! Слушайте, я думаю об этом много больше вас. Я, если хотите, с пеленок с этим живу. Но такова судьба, и ничего не поделаешь. Обычное невезение. Мне все пришлось узнать уже в шестнадцать лет.
Узнать, что бросит будущего мужа!? Узнать еще не родившегося ребенка?! — кричал он про себя. С него довольно.
— Что все? — спросил он.
— У вас, в самом деле, не все дома? Что вы опять начинаете? Я говорю о своей единокровной сестре, о ком же еще! А вы о чем? Говорят, мы с ней, как две капли воды — это правда?
— Не отличить.
— Хотя удивительно: я, например, ничегошеньки не чувствовала, когда она болела, ну знаете, как это у близнецов? С другой стороны, мы ведь неправильные близнецы. А представляете, мы с ней появились на свет с разницей всего в три недели. Чертяка старый… — ему послышалось, в голосе ее звучит восхищение.
— Это он прислал к тебе Мидлвича?
— Да нет, конечно. Сколько можно повторять одно и то же?
— В таком случае, как вы с ним познакомились?
— На такие вопросы не отвечаю. Да что с вами? Или я не имею права на личную жизнь? И вообще, я ни в чем не виновата. И не прогоняю вас, потому что чувствую перед вами ответственность. Пусть он и специально вас послал, хотя тоже в уме не укладывается. Ладно, когда на улице подходят.
Он ее почти ненавидел. Шлюха. Это было невыносимо — представлять, как эти мужчины были с ней, ночь за ночью были с его старой Розой.