— Я и не полагал, что эти двое знакомы, — Чарли был ошеломлен.

— Что уж тут странного? Жизнь — череда совпадений, сплошь и рядом. Я вам сейчас такое расскажу, ни за что не поверите, но, видит Бог, говорю сущую правду, — и она поведала какую-то длинную историю.

Он не слушал. Новость о том, что старик Грант и Мидлвич знакомы, глубоко опечалила Чарли, и он, сам не зная почему, нашел в этом нечто подозрительное.

И совсем забыл о собеседнице.

— А я и говорю: «Так ведь это один и тот же человек, — история миссис Фрейзер близилась к концу. — Предупреждаю, — говорю. — Я сейчас свалюсь в обморок», — говорю, и она хвать меня под руки. И эти двое оказались как две капли похожи друг на друга, — закончила она и торжествующе посмотрела на Саммерса.

— Да что вы говорите, — Чарли не понял ни слова.

— А вам необходимо встряхнуться. После той войны таких, как вы, было пруд пруди — что сиднем сидели по домам и кисли в одиночестве. Оно, конечно, понятно, но в жизни всякое бывает, и нечего вешать нос. Это, скажу я вам, чести никому не делает. Посочувствовать можно, оно грех не посочувствовать, ведь шутка ли — пережить такое. Но есть тут одна загвоздка, мистер Саммерс. Так, к чему это я — ах, да: никто вас вечно жалеть не будет, люди этого не любят. Так что подыщите себе порядочную девушку. Так оно лучше.

— К вопросу о внешнем сходстве, — он не отрывал взгляда от огня. — Положим, дети, их отцы и матери, они всегда похожи?

— Ничего подобного, — миссис Фрейзер очередной раз с нескрываемым интересом посмотрела на Чарли. — Ничегошеньки подобного.

И заворковала о каких-то тетушках и племянниках. Но он думал о Ридли и клял себя за то, что редко вспоминал Розу.

В прихожей зазвонил телефон.

— Я отвечу, — с готовностью предложил он. Удивительно, но звонили ему. И более того, звонил мистер Грант.

— А как поживает миссис Грант?

— Грех жаловаться, — ответил старик. — Ведь если подумать, беспамятство — это своего рода компенсация, да ты по себе знаешь. Но я вот чего звоню. Ты созвонился с той молодой барышней? Я тебе скажу, в чем дело. Ты ведь не такой, как все, неуверенный в себе. Не позвонил?

— Забыл.

— Слушай. Я старше тебя. И умею говорить прямо и без обиняков, а не хожу, как нынешняя молодежь, вокруг да около. Я же это не выдумал. На то есть определенная причина.

— Спасибо.

— Да не за что.

Чарли вернулся к себе. Миссис Фрейзер снова заладила о своем. На этот раз о росте цен.

— Дефицит-то все рос за…

Чарли вздрогнул, услышав странное созвучие. Вот, сейчас его захлестнет боль, знакомая, с которой он давно свыкся, особенно в Германии, он задержал вдох, приготовился к ее накату. Скрипучий голос миссис Фрейзер изолировал его от мира. Он знал — боль неминуема, как песнь кукушки когда-то ранним воскресным утром накануне войны — всякий раз, когда он проходил тропинкой мимо одного открытого окна. Тогда как раз пришла пора кукушек. А сейчас, по-видимому, стояла осень, и она, кажется, только что обмолвилась о Розе, но он ничего не чувствовал. Ничего. Он удивился. Он винил себя. Но ничего не чувствовал.

— Никакой тревоги, — он пресек ее словесный поток.

— Тревога? — испугалась миссис Фрейзер. — Да вроде тихо. Я бы услыхала, если что.

— Простите. Я опять говорю с самим собой.

Она уставилась на него. Он был явно не в себе, и это странное замешательство на его лице.

— Говорите с самим собой? Но, мистер Саммерс, вам бы следовало быть осторожней. В вашем-то возрасте. Вы так громко говорите, зачем это? Ах, Боже ты святы, неужто вы и впрямь чуете какую угрозу? — и опять это слово, сейчас, еще немного, и вернется это старое, привычное чувство вины, но в душе его была пустота. — Осторожней, мистер Саммерс, ладно в мои-то годы, но вы-то еще совсем молоды.

Повисло молчание. Он был готов ловить каждое ее слово.

— Возьмите цены на цветы, — миссис Фрейзер вернулась к своей мысли. — Тюльпаны, нарциссы, хризантемы и даже лесные фиалки, — Чарли ждал, ждал сигнала, — цветы исчезли, и совершенно непонятно, с какой такой стати. Зато их при всем честном народе продают на черном рынке. Это же не дело.

— То-то и оно, — подхватил Чарли изо всех сил желая, чтобы она продолжала говорить.

Она, как завороженная, смотрела в его огромные глаза, и ей почудилось, будто они отделились от лица и повисли прямо перед ней в воздухе. Аж дух захватывало от этих глаз.

— Ах, да, — она на секунду задумалась, но, вспомнив, продолжала: — Вот вы говорите, мол, вы — как все, не слушаете меня и сидите тут, словно испанский гранд. — Он улыбнулся, подумав о своей девушке. Что за чушь она несет? — Но вы же ничего не делаете, а лучше бы пошли и купили с получки цветы для девушки, когда она у вас появится, конечно — чего, осмелюсь предположить, не произойдет, если будете сидеть и слушать мою болтовню. Так вот, я давеча как увидала эти цены за углом, у меня аж мурашки, как от мороза.