Проходя мимо, астронавты вежливо пожелали Дине спокойной ночи, но она их почти не заметила. Поднявшись по лестнице к себе в номер, Малуф и Мирон по очереди помылись, устало бросились на кровати и вскоре заснули.

5

Утром небо над поселком затянула унылая пелена облаков, надвинувшаяся с северных холмов — из окна селение казалось еще более промозглым, безрадостным и подавленным тяжестью столетий.

Два астронавта молча оделись, размышляя о полученных вчера неутешительных сведениях, и спустились в трактир. Дина вышла им навстречу и провела их в продолговатое полутемное помещение, которое она назвала «утренним салоном»; в «салоне» попахивало плесенью и влажным камнем. Маленькое окно в торцевой стене пропускало водянистый серый свет, едва достаточный для того, чтобы можно было что-либо разглядеть на столе.

«Виллика в хорошем настроении, — сообщила им Дина. — Она соблаговолила сварить вам самую лучшую кашу и приготовила фруктовый десерт».

Астронавтам подали хлеб с хрустящей корочкой, мармелад, густую горячую кашу, сдобренную кусочками соленой рыбы, и миски с вареным инжиром в пряном медовом сиропе. Малуф и Мирон съели столько, сколько смогли, обильно запивая завтрак травяным чаем, после чего вернулись в трактирный зал.

За стойкой уже горбились над кружками пива три субъекта средних лет.

Йодель жизнерадостно приветствовал постояльцев: «Вы уезжаете? Еще только рассвело!»

Малуф задержался: «Мы приятно провели время в Кренке, но теперь нам пора возвращаться в столицу».

«Конечно, конечно, вам виднее! — развел руками бармен. — Но, может быть, вы подождете еще несколько минут? Эти господа хотели бы с вами познакомиться».

«Неужели?» — Малуф наклонился к Мирону и пробормотал ему на ухо: «Фарро разболтался. Видимо, он решил, что мы привезли достаточно ужасные и катастрофические вести».

«Неудивительно! — отозвался Мирон. — По сути дела, ему ничего другого не оставалось».

Переводя взгляд с одного астронавта на другого, Йодель встревожился: «Нет никаких причин для беспокойства. Мои сегодняшние гости пользуются самой высокой репутацией, я могу за них поручиться».

Три местных жителя спустились с высоких табуретов и повернулись лицом к чужеземцам. Они походили друг на друга: суровые люди с загрубевшими лицами, крепко сколоченные, широкоплечие; их темные волосы были стянуты под затылком кожаными ремешками. На них были длинные черные плащи, расширявшиеся в бедрах, черные панталоны, подвязанные под коленями, длинные черные чулки и башмаки с длинными острыми носками.

Йодель произнес, осторожно и почтительно: «Позвольте мне представить присутствующих». По очереди похлопывая по плечу каждого из селян, бармен называл их: «Дерль Моун. Эверн Глистер. Мадриг Каргус». Смущенно улыбнувшись, Йодель покосился на Малуфа: «Боюсь, я запамятовал ваши имена».

«Неважно. Я — Адэйр Малуф, а это — Мирон Тэйни. Мы оба работаем на борту звездолета «Гликка», приземлившегося в космопорте Коро-Коро. Что мы могли бы для вас сделать?»

Дерль Моун заговорил первый, хрипло и напряженно — ему явно стоило большого труда соблюдать правила приличия: «Вы проявили необычный интерес к личности некоего Орло Кавке. Как вам известно, Кавке — преступник, избежавший правосудия. Мы решительно намерены исправить нашу оплошность и наказать негодяя по заслугам».

«Вполне понятное намерение, — ответил Малуф. — Вчера вечером мы узнали, что Орло Кавке — или Лой Тремэйн, как он называл себя на моей планете — совершил ряд дополнительных преступлений, о которых мы даже не догадывались».

Моун едва сдерживал гнев: «Почему вы ищете Кавке?»

«Он убил моего отца, сделал мою мать своей заложницей и живет на ее деньги».

Моун неопределенно хмыкнул и отвел глаза, после чего спросил: «И что вы намерены делать теперь?»

«В данный момент мы не имеем ни малейшего понятия о том, где он находится. Тем не менее, мы его найдем — скорее всего проследив, каким образом, где и кому выплачивается ежегодное содержание моей матери. Если бы она не получала деньги, Кавке давно бы ее бросил. Не думаю, что он рассматривает глуповатую старуху как подходящую спутницу жизни».

Моун издал мрачный звук, напоминавший рычание: «Орло известен другими наклонностями — он предпочитает невинных хорошеньких девочек, едва достигших подросткового возраста. Его первой жертвой стала Лалли Глистер. Он отвел ее в лесную берлогу и делал с ней невероятные вещи. Когда она умерла, он похоронил ее в рыхлой земле на прогалине. Через некоторое время он похитил мою дочь, Мёрси, и подверг ее таким же пыткам. К этому времени весь поселок был объят ужасом, и никто не проклинал неизвестного насильника яростнее, чем Орло Кавке! Прошло несколько недель, и он подкараулил Сэли Каргус. То, что он с ней сделал, не поддается представлению! Но на этот раз Кавке допустил оплошность. Фермерский сын, паренек по имени Тиннок, работавший на участке по соседству с грядками Кавке, заметил, что Орло не заботился о своем огороде. Если он уходил из поселка на весь день, но не собирал урожай — где он был, спрашивается? На участке Кавке никто не окапывал грядки, все заросло сорняками. Тиннок поделился с нами своими подозрениями. Мы закрепили миниатюрный передатчик в каблуке башмака Кавке и проследили мерзавца до его лесного убежища.

Мы выкопали из-под плесневеющего гумуса то, что осталось от наших дочерей, и попросили Орло объяснить, каким образом их могилы оказались рядом с той пещерой, куда он наведывался. Орло только улыбнулся и пожал плечами.

Мы притащили его в поселок и заковали его в кандалы. Пока мы спорили о том, какой приговор послужит для него достаточным наказанием, Орло умудрился как-то вывернуться из цепей и убежал в лес. Мы упали ничком на землю, колотя ее кулаками, и грызли щебень, проклиная свою непроходимую тупость. Был объявлен пятидневный траур: один день поминовения погибших девочек, три дня самобичевания в наказание за побег Орло и последний день — день отвержения единого всемогущего бога, допустившего такое извращение. С тех пор мы считаем бога предателем. Теперь вы понимаете, почему ваши поиски вызывают у нас такой интерес».