При проведении таких медитаций Дюймовочка чувствовал, что время меняет свою суть: одно мгновение может быть гораздо дольше и интереснее, чем часы жизни в обычной для человека реальности.

Острая иголка, слегка уколовшая сердце, заставила Дюймовочку моргнуть. Время медитации закончилось.

«Пора», — сказал сам себе Дюймовочка, сделал три глубоких вдоха и выдоха, встал и набросил на себя татарский мужской халат, который лежал на полу недалеко от циновки.

Он пошел на кухню, зажег под чайником конфорку, достал из шкафчика для посуды две фарфоровые чашки и поставил их на стол, запахнул халат, закрепив его полы большой мельхиоровой булавкой в виде головы дракона, и направился ко входной двери.

В дверь позвонили. Дюймовочка открыл, не спрашивая. На пороге стоял немолодой мужчина со всклоченной седой шевелюрой.

— Здравствуйте. Простите. Мне ваш адрес дал мой сотрудник Даниил Стриганов. Меня зовут Аркадий Францевич. Э-э-э… Ковард Аркадий Францевич.

Дюймовочка молчал, разглядывая гостя.

— Возможно, вы мне сможете помочь… — заикаясь, выдавил из себя Аркадий Францевич.

— Возможно, — наконец ответил Дюймовочка и отошел в сторону. — Проходите.

Ковард неуверенно переступил через порог.

— Обувь снимите у двери. Дома хожу босиком, — сказал Дюймовочка, повернувшись спиной. — Проходите в кухню.

Аркадий Францевич разулся и аккуратно поставил туфли к стене, потом подумал и снял носки. Он прошел на кухню, не останавливаясь в комнате, но боковым зрением успел отметить странность этого жилища.

— Присаживайтесь, — предложил Дюймовочка Коварду, наливая чай в чашки. — Есть хотите?

— Нет, спасибо, я сыт, но чаю выпью. Я, собственно…

— Догадываюсь. По поводу снов.

— Да. Даниил сказал, что вы можете мне помочь с этим справиться.

Дюймовочка улыбнулся:

— Уверены, что необходимо с этим справляться? Сахар берите.

— Спасибо. Да, уверен. Это очень мешает жить. Переживания во сне настолько острые, что порой кажется, будто настоящая жизнь не здесь, а во сне.

— А вы полагаете, что во сне жизнь ненастоящая?

Ковард достаточно уверенно ответил:

— Конечно, ненастоящая. Сон — это бессознательное отражение реальных переживаний, так сказать, вспышки галлюцинаций малоактивного мозга.

Дюймовочка удивленно поднял брови и раскатисто рассмеялся, но неожиданно оборвал свой смех и посмотрел на Коварда так, как будто тот сказал несусветную чушь.

— Отчего это вы так развеселились? — спросил Ковард, чувствуя себя уязвленным.

— Не обижайтесь ради бога, дорогой…

— Аркадий Францевич. Аркадий Францевич Ковард.

— …дорогой Аркадий Францевич. Да, кстати, я-то вам не представился, — Дюймовочка встал, одернул халат и по-гусарски вскинул голову: — Дюймовочка.

— Как? — переспросил Аркадий, полагая, что ослышался.

— Вы не ослышались. Называйте меня Дюй-мо-воч-ка.

— Хорошо, — растерянно ответил Ковард, мысленно кляня себя за то, что поддался на провокацию Стриганова «сходить к знающему человеку». «Этот тип явно шизофреник. Дюймовочка. А у самого ножищи волосатые из-под халата торчат. Надо отсюда по-быстрому убираться. И зачем я снял носки?»

— Скажите мне, пожалуйста, дорогой Аркадий Францевич, не встречался ли вам сегодня человек, с виду бродяга, у него еще шахматная доска под мышкой была?

— Встречался. А вы откуда знаете?

— Он мне об этом сам рассказал.

— Кто? Стриганов?

— Да нет же! При чем здесь Стриганов?

— Э-э-э… Нет… Бродяга рассказал?

Дюймовочка посмотрел на Коварда долгим взглядом.

— Вы не представляете, насколько это все серьезно.

— Что?

— Ваши сны.

Ковард с какой-то безнадежной неотвратимостью осознал, что его надежды на то, что случится чудо и этот человек поможет ему обрести спокойствие, равновесие и вернуть ощущение радости жизни, — химера. Все еще больше запуталось. Сны — это серьезно, бродяга с шахматами — не случайно, а этот мужик с волосатыми ногами просит называть его Дюймовочка.

— Да вы не напрягайтесь так, Аркадий Францевич! Просто примите как данность свои сны. В них нет ничего страшного! Вот в этой жизни вы, например, Аркадий Францевич, я — Роман Владимирович, а во сне я — Дюймовочка, вы — крыса. И что в этом ужасного?

Ковард вскочил, у него сдали нервы:

— Знаете, я, пожалуй, пойду. Извините за беспокойство.

— Вы, конечно, можете уйти. А ночью вам опять приснится сон. И вы не будете знать, что с этим делать, и в конце концов окажетесь в сумасшедшем доме. Идите.