Аркадий Францевич вышел из душа и вытерся большим мягким полотенцем, которое ему дала Татьяна. А как оно приятно пахнет! Все же замечательное утро!

На столе небольшой уютной кухоньки дымились горячие блинчики.

— Когда ты это все успела? — удивился Ковард.

— Да долго ли умеючи? — улыбнулась та.

— Ну и ну! — покачал головой Ковард. — И постирала, и погладила, и блинчиков напекла! Марья-кудесница.

— Марья не Марья, но такая ночь!

Ковард смутился:

— Да? Все было хорошо?

Татьяна кивнула:

— Более чем.

И опять Злобный Я промолчал!

— У меня никогда не было такого утра, — сказал Аркадий.

— Какого такого?

Ковард задумался и ответил:

— Такого счастливого.

Татьяна пожала плечами:

— Если захочешь быть все время счастливым, я не против.

— Я подумаю.

— Ты будешь кофе?

— Буду.

Татьяна налила в чашку кофе, поставила перед Ковардом:

— Кофе без сахара. Если любишь сладкий, то вот сахар.

— Спасибо.

— А ты действительно ученый?

— Ученый — это громко сказано. Я работаю в области науки. Биолог. Младший научный сотрудник.

— Ты скромный, — Татьяна погладила Коварда по руке.

— Да уж, — вздохнул Аркадий Францевич, — совсем нескромный. Как говорят: «Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом». У меня мечты совсем нескромные. Я мечтаю сделать открытие. Но, увы, для этого у меня нет никаких предпосылок. Похоже, я — бездарь.

Ковард удивился своим словам. Злобный Я всегда говорил именно так. Но эти слова произнес он сам. И, как ни странно, нисколько не кривил душой!

— Ты обязательно сделаешь это открытие.

— Нет. Мне это не по силам.

— А я говорю: сделаешь!

Ковард засмеялся. То, с какой убежденностью Татьяна пыталась спорить, показалось ему смешным.

— Почему ты так решила? — спросил он.

— Потому что я в тебя верю.

— Как же ты можешь в меня верить, если ты меня совсем не знаешь?

— Мне не обязательно знать — я чувствую.

— А-а-а, ну тогда конечно! Ладно, спасибо за завтрак, спасибо за все, мне пора идти.

— Уже?

— Да.

— Ты скоро вернешься?

Ковард пожал плечами.

— Но ты вернешься?

— Не знаю.

— У тебя есть семья?

— Жена.

Татьяна вздохнула:

— Понимаю. Она тоже богиня?

Ковард улыбнулся и покачал головой:

— Да. Богиня. Только имя ее — Мегера. Но…

Ковард замолчал.

— Ты ее любишь, — продолжила его мысль Татьяна.

— Нет, дело не в любви. Просто это моя жизнь, и я не готов так резко ее менять.

Татьяна молчала.

— Ну я пошел? — неуверенно спросил Ковард.

— Иди. Но я все равно буду тебя ждать.

Утро было пасмурным. Чувствовалось наступление осени. Ветер, так и не угомонившийся после ночных страстей, гнал рваные облака по небу, не по-летнему серому и низкому, и казалось, что кирпичные многоэтажные дома, словно атланты, подпирают его своими крышами.

Клены, стоящие, как стражники, у края проезжей части, начинали ронять свою листву, и в зеркальных лужах плавали желто-зелено-красные кленовые лапы.

Аркадий Францевич не торопясь шел на работу. Он, чтобы не намочить туфли, смотрел себе под ноги и по привычке начал было считать шаги, но вскоре отвлекся: где-то над головой, высоко в кроне дерева весело и громко засвистела птичка. Ковард остановился и задрал голову, пытаясь разглядеть свистунью, но так и не разглядел.

«Вот же, — подумал он, — свистит-то как! Птичка божия не знает ни заботы, ни труда… ни труда… м-м-м! Что это за стихотворение? Ни труда… а дальше как?»

Аркадий Францевич задумался, вспоминая, но вспомнить не мог и, чтобы прогнать навязчивую мысль, придумал продолжение сам:

Дальше Ковард пошел веселее, но шаги уже не считал. Он старался не думать о том, что произошло с ним вчера, но чувство волнения все же не покидало его. Он понимал, что его жизнь круто изменилась: Эльвира никогда не простит измены, а если и простит, то все равно будет о ней помнить всегда. Но если быть откровенным, то ему не хочется возвращаться в прежнюю жизнь. Да и что это была за жизнь? Полный бред!