Шрифт:
– И все же ты не назвал ее по имени.
Удар ниже пояса. Я пытаюсь возразить, придумать аргумент, способный сломить его самоуверенность, но на языке вертится только что-то вроде: «Иди ты в зад, Ди Анжело». Глухо и пусто становится на душе после его слов. Я невероятно зол на сына Аида, но скорее от того, что он прав. Мне ненавистно то, что семнадцатилетний мальчишка разбирается во мне лучше меня самого. Мне ненавистно то, что кто-то делит ее со мной. Мне ненавистно то, что я допустил ошибку. Испугался, а теперь плачу за это сполна.
– Тебе не нравится эта жизнь, – повторяет Нико, ковыряя потрескавшуюся краску комода. – И, возможно, лучший способ понять это – увидеться с Аннабет.
Ее имя повисает в комнате и мне становится стыдно. Будто она могла увидеть эту грязь, непристойную комнату, вроде борделя. Наверняка бы покачала головой, печально улыбнулась и сказала: «Как ты изменился, Рыбьи Мозги». После этих мыслей становится еще хуже, и я готов рвать на себе одежду, лишь бы не ощущать неожиданно вошедшего чувства вины. Я слишком отвык от чувств, чтобы теперь они свалились на меня целым скопом.
– Я не хочу видеть её, – как можно более слажено вру я.
– Я подумал, что было бы здорово поговорить с тобой, – неожиданно просто говорит Нико. – Ну, вроде, как с братом. Мы ведь давно не виделись.
Слова застревают в горле. Нико. Назвал. Меня. Братом?
– Но теперь, мне кажется, я ошибся. Лучше нравоучения Гроувера, чем твое вранье, – он встает, отряхивая джинсы, чтобы исчезнуть в тенях.
– О чем ты хотел поговорить?
Глаза Нико неожиданно вспыхивают азартным огоньком. Черт, всего лишь уловка.
– Сначала, конечно, о тебе и об Аннабет. Все же я не монстр, и мне не все равно, где живет мой друг. Но…
Нико вдруг покраснел, словно сказал что-то неприличное. Так, это совсем ненормально.
– Но? – подхватываю я.
– Тебе не нравится твоя жизнь, – снова завел свою пластинку Нико, – потому, что Аннабет была для тебя… Вроде как якорем, что не давал срываться в бездну. Ты много раз был на краю смерти, но все равно выживал, чтобы спасти ее. Ты ставил ее жизнь превыше своей.
Вот честное слово, скажи мне кто, что Нико станет поучать меня, разбил бы идиоту лицо.
– Нико, – прочистил горло я, – не уверен…
– А потом я понял, что нельзя жить такой жизнью. Той, что жил я после смерти Бьянки, – голос его неумолимо вздрогнул, даже после стольких лет. – Просто… просто нужно знать, для кого жить. Найти этого человека и разбиться насмерть, но не отпускать его, просто потому, что скатишься вниз. Я не удержал Бьянку, и нет, в этом нет твоей вины. Никогда в жизни я не найду ей замены, даже не смотря на то, что Хейзел сделалась мне родной сестрой… Но я ошибся.
Слова доходили до меня медленно, словно я переводил их с древнегреческого. Но Нико говорил на моем родном языке, а я все равно плохо понимал его. Сын Аида странно улыбнулся той печальной, ностальгической улыбкой, какой бы могла улыбнуться Аннабет, найдя меня посреди этого хаоса.
– Я не оставлю тебя здесь. Мы друзья, ясно? А друзья выручают друг друга. Мне плевать, что ты о себе думаешь, Джексон. Сегодня вечером мы улетаем в Новый Орлеан.
– Она выходит замуж. Ты в своем уме?
– Ты идиот, Перси, – нервно одергивает меня Нико. – После стольких лет… Стала бы она присылать тебе пригласительное, если бы не хотела, чтобы ты остановил ее? Прошло три года и погляди, в каком ты состоянии. Она – стратег. Думаю, она ждет твоего выхода, когда ты все исправишь.
– Что… кто это с тобой сделал? – едва шевелю губами я.
Мрачный парень, словно обжегшись, передергивает плечами. Нико отводит глаза, испепеляя взглядом пол. Значит, я не ошибся.
– Неужели это случилось? Олимпийские боги, ди Анжело влюбился.
– Я не… Иди в зад, Джексон!
– Кто она? Нет, я серьезно? Богиня? Может, колдунья? Не говори, что фурия, потому что я все равно не поверю, – мне вдруг стало так тепло на душе, что я даже улыбнулся. – Серьезно? Фурия?
– Какая к черту фурия? – Нико покраснел, словно помидор.
– Ну, крылатая, я надеюсь, потому что это будет эффектно смотреться на фоне твоего мрачного вида.
– Беатрис. Ее зовут Беатрис. И она человек. Даже не пытайся, нет у нее крыльев. Доволен?
Я смотрю на раскрасневшееся лицо Нико, и мне становится по-настоящему хорошо. Боги, как давно мне не было так спокойно, так душевно, так просто. Я странным образом благодарен той самой Беатрис, что превратила его… Кто этот парень, что примерил на лицо улыбку? И я благодарен Нико. За эти его слова. Все теперь изменится. Не может не измениться. Потому что, если Нико прав, я по-прежнему нужен Аннабет.