Шрифт:
Мы, не сговариваясь, покинули тихую веранду. Думаю, лягушки вернутся на свое прежнее место. Однажды, тина полностью затянет озеро, превратив его в болото. Запах буде тошнотворный, и вряд ли это место останется прежним раем.
– Ты тоже не особо любишь все это? – спрашиваю я, когда мы спускаемся по ступеням к песчаному берегу, что напоминал мне побережье Монтаука.
– Я согласилась приехать на свадьбу Аннабет только потому, что она всегда хорошо ко мне относилась.
– Ты уже виделась с ней? – ошарашенно спрашиваю я.
– Мы общались с ней на протяжении двух лет. Нико знал об этом, сначала был даже против, хотя я не особенно понимала почему. Думала, он был в нее влюблен и все такое…
– Ясно.
Разговор был исчерпан, но меня не покидало ощущение, что Беатрис пристально смотрит на меня. Пришлось игнорировать это ощущение. Я просто ступаю на песчаный берег, чувствуя, как сквозь пальцы просыпается теплый песок. Погода ничуть не испортилась с моего приезда, хотя, честное слово, я надеялся на это. Вдруг ураган все-таки сметет с лица земли этот город, возможно, мне стоит только постараться.
Беатрис окликает меня, и вместо того, чтобы идти к береговой линии, мы сворачиваем к забору, протянувшемуся по левую сторону от нас. Везде висят предупреждающее таблички, но девушка преспокойно касается оголенных прутьев рукой, перелезая на ту сторону. Я следую ее примеру, но в мыслях уже жалею, что проснулся этой ночью. Чувство тревоги, опасности нарастает внутри.
– Куда мы? Я думал, ты говорила об океане?
– Нет, конечно, – отвечает Беатрис. – Сейчас октябрь, какой дурак полезет в океан?
И в правду, какой? Я бы полез. Сын Посейдона не боится холода. Он вообще ничего не боится, идиот.
– В этом месте Миссисипи впадает в океан. Вода здесь теплая, потому что это самая южная точка ее устья, думаю, можно даже искупаться.
– Географией увлекаешься? – чертыхнувшись и едва не перелетев через корягу, спрашиваю я.
– Это Нико рассказал.
Вот что правда, то, правда – вечер новых открытий. Я так мало знал о сыне Аида, но уже проникся к нему уважением. Я не мог даже представить, что он так относится ко мне. Кажется, он должен ненавидеть меня, унижать, делать из меня посмешище, но… нет. Нико относится ко мне как к брату. К старшему брату, в котором он нуждается так же, как нуждался в старшей сестре.
Мы выходим на песчаную площадку. Словно кусочек пляжа перенесли в это райское местечко. Здесь нет места идеальным газонам, здесь бушует буйство зеленых трав, деревьев, дикой природы. Беатрис скидывает сандалии и, словно завороженная, бредет к воде. Шум реки влияет на меня так же, как опьяняющий бурбон. Звук ударяет в уши, заглушая весь остальной фоновый шум. Когда в последний раз я был так близко к водной, живой стихии?
Нико соврал. Беатрис – волшебница. Откидываясь на спину, она разводит руки в стороны, будто пытаясь обнять красоту вокруг. Я усмехаюсь и присоединяюсь к ней, возводя глаза к небу.
Мы молчим. По-моему, для этого момента ничего больше и не надо. Она думает о чем-то своем, а я пытаюсь забыть о том, где нахожусь. Все же, здесь очень красиво, и мне сложно не признать этого. Надеюсь, это отвлечет меня и избавит от лишних мыслей. Нет ничего хуже ревности, которая изъедает изнутри, и, я уверен на двести процентов, что увидев ее завтра, все только усугубится. Может, исчезнуть? Прыгнуть в воду? Позволить шумному потоку унести себя в Атлантический океан? И дело с концом.
Но отец вряд ли примет меня. Да и долго ли я продержусь без еды? Дурацкая, мальчишеская идея. Снова сбежать от проблем. Избавится от груза эмоций. Нет же. Аннабет хотела видеть меня на своей свадьбе. Возможно, Нико прав, и я все еще смогу исправить свое губительное положение, а, возможно, стану ее другом, что в самый ответственный момент, когда она позволит себе усомниться, поднимет большой палец вверх. Все хорошо, Аннабет, ты не ошиблась. Ты сделала правильный выбор.
– Ей всего двадцать. Зачем выходить замуж так рано? – нарушает тишину Беатрис.
– Может, с этим не стоит медлить? Если нашел своего человека?
– Но не в двадцать лет, – упрямо повторяет она.
– А во сколько? В двадцать три?
Беатрис снова замолчала.
– Это так очевидно, – тихо говорит она.
– Что именно? – не отрываясь от неба, спрашиваю я.
– То, что ты любишь ее.
Ее слова больно бьют по ушам. Слышать правду и знать ее – две разные вещи. Я любил ее. Я, черт подери, люблю ее. Неужели нельзя было понять это до того, как садился в самолет?
– Нико соврал тебе.
– Он тут не причем. Я вижу это. Говорю же, очевидно. Это не мое дело, совершенно, просто я… я восхищаюсь тобой.
Непосредственность Беатрис заставляет меня приподняться на локтях. Я смотрю прямо перед собой, утыкаясь взглядом в утихший поток реки. Остался стрекот сверчков в высокой прибрежной траве, странное щебетанье птиц в витиеватых деревьях, осталась боль. Вздох. Шумный, прорывающийся, с хрипотцой.
– Нужно быть сильным человеком для того, чтобы прилететь на свадьбу того, кого пришлось отпустить, – помедлив, говорит она. – Героем.