Ольга увидела, как Борис посмотрел на неё в зеркало заднего обзора.

— Не расстраивайтесь. Квартиру я вам уже присмотрел и не очень дорого, и относительно работы кое с кем переговорил. Мы здесь для американцев все русские, вне зависимости от того, кто какой национальности, так что стараемся держаться вместе. Не всегда получается, но иначе нельзя.

— Нельзя!?

— Кем бы ты не был, а в одиночестве трудно прожить, так что надо держаться стаи. Трудно, но стараемся, — и Борис снова рассмеялся собственному удачному выражению.

Хотя Илью интересовали в первую очередь вопросы трудоустройства, он не утерпел и поинтересовался:

— Как вам в Америке?

— Что?

— Вы не жалеете, что уехали из Союза?

— Видишь ли, Илья. Ничего, что я на ты? Американские привычки дают о себе знать.

— Конечно, конечно.

— Я ведь уехал сразу же, как развалился Союз. Проработал без году неделя, зарплаты нет, перспектива нулевая, к тому же пятый пункт в паспорте. Все хлынули на Запад, вот я и подался за лучшей долей. Если честно, не жалею, хотя сравнивать не с чем. Сначала было трудно. Язык никак не давался, работал, кем только мог. Через два года устроился в институт, да и то лаборантом. А дальше всё поехало как по накатанному. Здесь принцип очень простой. Хочешь работать, работай и тебя заметят. Чем больше работаешь и от тебя есть отдача, будут гранды, деньги и все остальное. Вот я и пашу, как папа Карло. За восемь лет пребывания в Америке стал чувствовать себя почти американцем.

— А почему почти? — удивленно спросила Ольга.

— Потому что как не крутись, а все равно ты будешь эмигрантом. Скорее всего, до самой смерти. И будешь вспоминать дом, где родился, проклинать всех и все, а утром бежать на работу и, забывая обо всем, работать, понимая, что пути назад нет.

— А разве плохо, когда есть любимая работа? — задумчиво произнес Илья, — Мне всегда казалось, что именно в этом счастье?

— Может быть, спорить не буду. Во всяком случае, я получил гражданство, работаю и надо мной, как говорится, не каплет.

Борис снова посмотрел в зеркало, на задумчиво сидящих на заднем сиденье авто чету Пироговых и произнес:

— Не унывайте. Добро пожаловать в страну исполнения грез и желаний, Америку!

Квартира Бориса сразу же поразила воображение Ильи. Он почему-то ожидал увидеть совсем иную картину. Кухню, расположенную прямо в комнате, разбросанные кругом вещи, коробки из-под пиццы, женский лифчик, висящий на торшере, и груду компьютерной техники, часть из которой была сломанной и поэтому валялась на полу. Почему именно такая картина ему представлялась, он и сам не знал. Может быть, это был некий стереотип, сложившийся из американских кинофильмов, может быть от того, что тот сказал, что холост. Увиденное было полной противоположностью этим мыслям. Когда Борис открыл дверь и пригласил их пройти, перед Ильёй предстала уютная двухкомнатная квартира, которая сияла чистотой и порядком. Большой холл, площадью не меньше сорока метров, был условно разделен с помощью этажерки с книгами и радиоаппаратурой на две части. В одной стояли диван, два кресла, журнальный столик, на тумбочке телевизор. В другой располагалось рабочее место с компьютером, рядом стоял комод, на нем несколько фотографий и ваза. Из комнаты вели две двери, за которыми, как пояснил Борис, располагались спальня и туалетная комната.

— Там по коридору кухня и еще туалет, — смутившись, пояснил Борис, и добавил, — короче раздевайтесь, сейчас что-нибудь сообразим и отметим ваш приезд в Америку.

Он засуетился, и, взяв из рук Ольги и Ильи плащ и куртку, повесил на вешалку возле входной двери.

Обстановка, да и сама квартира были полной противоположностью того, что было у Ильи в Москве, где он жил с женой. Маленькая квартирка в спальном районе на востоке Москвы, с крохотной совмещенной ванной и шестиметровой кухней, старой, весьма убогой мебелью, доставшейся по наследству от родителей Ольги и жуткими обоями в цветочек. Хоромы Бориса, а иначе их нельзя было назвать, поразили Илью. Высокий потолок, крашенные стены и простая, но стильная мебель. А главное, ничего лишнего.

— Присаживайтесь, а я сейчас, — и Борис исчез в направлении кухни.

Ольга, стоявшая возле мужа, произнесла:

— Другая страна, а кажется, что на другой планете….

— Ничего, привыкнем, — однозначно ответил Илья, продолжая стоять на месте и рассматривать комнату. Обернувшись, он увидел Бориса. Тот стоял в коридоре и, облокотившись о стену, смотрел на них.

— Я полагал, что у вас уже много лучше, чем было, — произнес Борис, — По-крайней мере, так об этом пишут и говорят те, кто ездил в Союз?

— В какой-то мере да…. но это в той части населения, которую теперь принято называть «новые русские».

— И как они? — в вопросе слышался подтекст сарказма.

— Не бывал, не знаю, но многое о чем говорят видимо соответствует действительности. Знаете, — Илье было трудно с ходу перейти на ты, — из грязи да в князи не так-то просто выскочить. Точнее, можно, только грязь и шелуха прежних привычек, вряд ли так быстро отвалится. Отсюда и разговоры о стиле их жизни. Впрочем, нам это не грозит, так что стоит ли об этом?

— Верно, верно. В таком случае, может по-русски, на кухне посидим?

— Замечательно, а то я как-то совсем растерялась…

— Оля, в Америке, самое главное, не растеряться. Стоит расслабиться, пропадешь.

— Да?

— Здесь всё иначе…. и вообще, айда на кухню, там поговорим.

В отличие от комнаты, кухня была крохотная. Почти такая же, как в их московской квартире. К тому же газовая плита смотрелась несколько допотопно. Единственное, что сразу бросилось в глаза, это огромный холодильник с двумя дверями. Чем-то напоминал шкаф, видимо цветом. Коричневые дверцы двухметровой высоты, одна из которых несколько шире другой. На столе уже стояли тарелки и большое блюдо с бутербродами. На другой лежали помидоры и огурцы, порезанные пополам.