Гость медленно и с явным удовольствием выпил свой кофе, и только после этого объявил:

– Если с условностями покончено, давайте приступать к делу, а то я, понимаете ли, мечтать о яичница.

– Обиделись, да? – прижав руку к сердцу, проникновенно спросил Берия.

– Нет, конечно! – снова дёрнул плечами Вольф Гершевич. – Думаете, не понимаю? Я всё понимаю – кавказский обычай не допускает… как бы это сказать… быстрый застолье. Делаю вывод: вы не стали сервировать обильный завтрак не ввиду экономичность продукт, а ввиду экономичность время. Ну, не тяните, как говорят там, где я родился: czas to pieniadz[34]! Что там в папка? Протокол допроса, не так ли?

Нарком вздрогнул.

– Не беспокойтесь, в мой слова нет ничего э-э экстраординарни – простой догадливость, не боле, – криво ухмыльнулся Вольф Гершевич. – Папка, в который ваше ведомство принято держать протокол допроса, мне приходилось видеть и раньше. Конкретно, этот папка лежит точно посредина стола, следовательно, этим папкой вы занимались непосредственно перед мой появление. Объединяем наблюдения с вашей, бросающейся в глаз нетерпеливость, а также с тем, как поспешно меня выдернули из гастрольни турне, и получаем догадка, котори я только что рискнул поделиться.

– Э-э, нет, товарищ артист, меня не околпачишь, ваши способности – они не просто догадки…

– В большинстве случаев обхожусь обычни догадливость. Прошу помнить, каждый серьёзни напряжение мозг стоить мне очень дорого… Догадливость и телепатия вместе создаёт впечатление чуда.

– Да-да, вы, помнится, уже объясняли, – многозначительно кивнул нарком. – Но всякий раз, когда воочию приходится сталкиваться с необычными вещами… Любой человек с атеистическим мировоззрением…

– Атеистический мировоззрений и нежелание следовать предсказа…э-э добри совет, дорогой Лаврентий Павлович, когда-нибудь сведёт вас в могила! – быстро проговорил посетитель.

– Вы серьёзно? – искренне удивился Берия.

– Куда уж серьёзнее, – раздражённо скривился собеседник. – Только не спрашивайт больше сам о себе…

– Почему это?

– Те записки… У меня принцип: не говорить с люди об их собственный смерть и смерть их близких. К тому же, вы, несомненно, потребуете дата… Дата – самый сложный вещь. Но, прошу – хватит, давайт перейдём к более насущный вещь – например, к ваш папка, а там, надеюсь, и к мой яичница.

Сухо взглянув на собеседника, нарком подошёл к столу и вынул из папки листок, на котором до этого делал пометки.

– Сейчас вас проводят к военнопленному. Вот список вопросов, на которые я хочу получить ответы...

– Кто он, этот человек? – сощурился Вольф Гершевич.

– Матёрый враг, эсесовец, весь в татуировках. Мне сказали, что эти татуировки – скандинавские руны. Ребята с ним немного поработали – зубы выбили. Не пугайтесь…

– Не пугайтесь?! – искренне рассмеялся Вольф Гершевич. – Знаете, я не испугался, когда в тридцать девятый год, в Варшаве, люди из СС выбили весь передни зуб мне самому, так чего же пугаться теперь, когда в определённый смысл мы поменялись роль?

– Вот как? – изумился Берия. – Занятное совпадение… Не будь я атеистом, назвал бы этот случай предначертанием.

– Давайте на этом остановимся. Всё равно вы не верит в предначертаний, а я не верю в совпадений! – поднявшись с кресла, отрезал Вольф Гершевич…

…Через два часа чёрный бронированный «Паккард» вынесся на пустынные городские улицы и помчался в Кремль. Берия ехал к Сталину. Мимолётная поездка по городу оставила у наркома лишь одно впечатление: «Пыль, кругом пыль!». Толстый слой пыли лежал и на легковых автомобилях, выстроившихся неподалёку от здания правительства в Кремле. А на крыле ближайшего авто, явно принадлежавшего кому-то из военных, имелось заметное пятно ржавчины. Нарком неодобрительно покосился на это пятно и прошествовал мимо.

Всю первую половину дня в кабинете «вождя народов» длилось одно из совещаний Ставки Верховного Главнокомандования. Берия в этот орган не входил и обычно старался избегать участия в его работе, ибо с высшими военными чинами имел самые, что ни на есть, неприязненные взаимоотношения. Даже свои приезды к Сталину подгадывал так, чтобы не встречаться в коридорах с маршалами и генералами. Сейчас же приходилось мириться с неизбежностью подобной встречи. Но особый случай – на то и особый, чтобы на время позабыть об условностях! Дело в том, что нарком обязательно стремился поговорить с Верховным Главнокомандующим в промежутке между совещанием Ставки и намеченным через полчаса после него заседанием Государственного Комитета Обороны. А иначе как? Ведь регламент товарища Сталина расписан поминутно, и не так-то просто вклиниться в этот регламент с каким-то непредвиденным делом.

В приёмной, блестя бритой наголо головой, торчал один лишь секретарь Поскрёбышев. Вежливо кивнув ему, Берия примостился в углу и принялся мысленно продумывать предстоящий разговор. Долго думать не дали – дверь сталинского кабинета распахнулась и из неё, оживлённо беседуя, вышли Шапошников и Василевский. Следом потянулись остальные представители Ставки. Возбуждены были все без исключения, из чего следовало, что задачи ими получены очень серьёзные. Последним, по своему обыкновению, кабинет покинул Молотов. Он, единственный из всех, заметил Берию и, доброжелательно с ним поздоровавшись, заметил: