чрезмерно лаконичен.

– С бизнесом всё идет так, как и должно быть! – безмятежно улыбнулся сын. – В двадцатых числах

приходит новая партия «Ferrari berlinetta», через месяц лечу обратно, есть еще пара контрактов, требующих

более тщательной проработки. Слушай, звонил Шон Бирн – парень с моего курса, ну, ты должен его

помнить, рыжий такой, он еще свалился в бассейн на моем двадцатилетии. В него одно время была

влюблена наша Джес.

Я кивнул, поняв, о ком именно идет речь, хотя подсказка, что в него была влюблена Джес, могла

заставить меня пару дней вспоминать этого Шона.

– Он сегодня женится на какой-то юной красотке, – продолжил Джим. – Ужасно не хочу ехать туда

один. Может, составишь мне компанию, я его уже предупредил, Шон будет рад тебя видеть. Поедем вместе,

а? – с мольбой в глазах Джим ждал ответ.

Я поморщился и с виноватой улыбкой покрутил головой из стороны в сторону, что означало «ни за

что».

– Там будут Сендлеры, Кевин Абель, Джон Боггарт, пап, ну ты же с ними отлично ладишь, —

продолжал настаивать сын.

– Да уж, просто террариум единомышленников. Меня же там на части разорвут! – оправдывался я.

– После моего публичного заявления пришлось отключить телефон. Думаю, все эти старые денежные

мешки уже в мечтах устроили кастинг на лучшее тело донора для себя. Теперь им не терпится узнать, когда

же я, наконец, лягу под нож, чтобы посмотреть, что из этого получится.

– Ты прекрасно знал, что тебя ждет! Я тебе говорил, что ты спешишь! – сверкнув глазами, повысил

голос сын, пользуясь возможностью упрекнуть меня. Джим был вспыльчив, как и я, но также легко остывал.

– Открытия в области медицины это замечательно! Но зачем самому становиться подопытным кроликом,

отец? Можно найти пару безнадежно больных и прооперировать для начала их, – с мольбой глядя на меня,

в ожидании ответа замер Джим.

– А как ты будешь смотреть в глаза родственников, когда эти люди умрут на операционном столе?

Ведь они бы могли прожить еще несколько дней или месяцев, а ты отнимешь последнее, что эти несчастные

имели! – я заводился от того, что сын не понимает той мысли, которую я хочу до него донести. – Зачем

кого-то искать? Я и есть безнадежно больной!

– Вот только не надо прикрываться плохим самочувствием, ты просто слишком мнителен, – уже

смягчившись, продолжил Джим, вероятно вспомнив, что мне нужно избегать волнений. – Думаешь, я не

заметил, как ты распушил хвост, флиртуя с журналисткой? – заговорщицки подмигнул мне сын.

– Человек, у которого болит внутри, всегда делает музыку погромче, уж так он устроен! Женщины

любят, когда ими восхищаются. От меня же не убудет, а Кэрол приятно, – отмахнулся я от беспочвенных

подозрений сына. – Согласись, она очень хорошенькая и далеко не глупая.

– По мне, так обычная. Ты не увиливай от ответа, едешь со мной или так и будешь теперь жить

затворником? – не отступал Джим.

– Возьми с собой Тэда или Оливера. Оставь старика в покое, – взмолился я.

– Пап, тебе надо встряхнуться, не хорони себя в этих стенах раньше времени. Мы так давно не

выбирались с тобой куда-нибудь вместе, – Джим, не сводя с меня напряженного взгляда, ждал ответ.

– Ну, хорошо, – нехотя согласился я, понимая, что сын прав и, может быть, действительно это будет

наш последний совместный выход.

17

– Вот и отлично! Я планирую поплавать, не хочешь спуститься со мной к бассейну? —поднимаясь из

кресла, предложил Джим.

– Идем.

Я последовал за ним, слушая, как он взахлеб расхваливает достоинства «Ferrari berlinetta». Мы

миновали светлый коридор второго этажа, стены которого украшали сотни маленьких лампочек в виде

прозрачных капелек воды, беспорядочно разбросанных в верхней части стен. В дневное время они

создавали иллюзию влаги. В вечернее время их мягкий свет придавал серо-голубым стенам какое-то особое

нежное свечение, наполняя пространство чистотой и бодрящей свежестью океана. Это был мой

дизайнерский вклад в оформление дома. Таким образом, каждое утро, направляясь к себе в кабинет,