— А девчонка всерьез подготовилась, — подумал Гаузен, смотря на хитрые узоры и оборки ее одеяния. — Если бы я только появился здесь хотя бы на день пораньше…

Глаза девушки, не отрываясь, восхищенно следили за тем, кого она боготворила всю жизнь. Но застывшие в напряжении прекрасные черты лица Салочки, обрамленные светло-золотистыми вьющимися волосами, вместе с часто вздымающейся грудью говорили о небывалом волнении девушки. Гаузен опасался, что неудача настолько подкосит Салочку, так ждавшую этого момента, что потом она и вовсе откажется от лекарства. Прекрасные ноги будут ей больше ни к чему.

Тут Гаузен в изумлении увидел, как ненавистный ему Лекант остановил свой взгляд на Салочке. Несколько мгновений они, не отрываясь, смотрели друг на друга. Нервным суетливым движением Лекант поднял руку и устремил свой палец на Салочку:

— Кто ты, незнакомка? — изумленно поинтересовался принц.

— Я Салочка, ваше высочество, швея, — только и смогла вымолвить девушка.

— Что же, Салочка, — произнес Лекант, осматривая платье девушки. — Велития потеряла искусную швею, но обрела прекрасную королеву.

Лекант подошел к Салочке, и, поддерживая, как мог, неуклюже повел ее в центр зала. Тем временем, все еще неловко, как пьяница за столб, держась за Салочку, Лекант решил произнести вдохновляющую речь:

— Слуги мои придворные! Верные мои подданные! Дорогие друзья! Сегодня вы видите перед собой самого счастливого человека. Ведь в этот день своим судьбоносным решением я обрел не только корону, но и любовь, которой я постараюсь поделиться со всеми вами. Каждый человек имеет недостатки, но кому дано право замечать их? Кто, как не простая девушка знает, чем мой народ живет, ест и пьет? Сам Катапак благословляет наш союз, и совместными усилиями при нашем правлении каждый бродяга обретет жилье…

Но Гаузен уже не слушал, и до его сознания долетали лишь отдельные обрывки выступления. Его голову занимали совсем другие мысли. Смотря на улыбающихся Салочку и Леканта, у Гаузена на его глазах сыпались все сложившиеся представления о мире, который его окружал. Неужели толстая корка злобы, которая закрывала сердце Леканта, треснула, и оно смягчилось? Неужели он уже не тот негодяй, которого он знал раньше? Что, если прекрасное чувство навсегда изменило его, сделав другим человеком — добрым, открытым и отзывчивым? Или он всегда был добрым человеком, но стеснялся показать это? Ведь только добрый человек выбирает сердцем, а не глазами?

Что если их судьба была предрешена свыше богами, и Гаузен вместе с лекарством был лишь маленькой шестеренкой? Сломайся которая или потеряйся, это все равно бы не остановило ту гигантскую машину, которая двигала их навстречу друг другу? Что если Гаузен всегда ошибался в Леканте, даже не подозревая, какой он на самом деле прекрасный человек внутри? Быть может, это Лекант всегда был справедлив к нему, потому что из них двоих настоящим негодяем был Гаузен? Тут юноше пришла в голову страшная мысль.

Если бы вдруг корабль Настара добрался до Вейносты, может быть, им с Лин ничего бы не грозило? Хоть Настар и был мерзавцем, он просто отвел бы их к Леканту, выполняя его приказ? Что если Лекант просто бы выслушал ее и отпустил, понимая, что Книга Знаний в руках ордена принесет куда больше добра? Просто Лекант бывает резковат и высокомерен, но это все наносное?

Ему припомнились слова Савушкина, которые он когда-то пропустил мимо ушей: «Неудачное перемещение между мирами может вызвать катаклизмы». Из-за этого, вероятно, и были уничтожены штаб ордена Охранителей Книг, остров со свободного архипелага, на который обрушились метеориты, и… корабль Настара вместе с Лин? Получается, что Гаузен собственными руками убил ее! Тогда на палубе он был почти уверен, что узнал ястреба Когтервача, который принадлежал принцу. Что ему стоило просто промолчать, не обратив на птицу внимания? Неужели все это время героем был Лекант, а Гаузен — лишь мелким проходимцем, который совал нос не в свое дело?

Юноша всматривался в красивые черты лица девушки, которые счастье сделало еще более благородными. Так ли она прекрасна, как Лин? За пару дней он смог бы познакомиться с ней поближе. Не издали, среди толпы. Он зашел бы к ней в дом, и она была бы рада ему, как самому дорогому гостю. Гаузен подумал, что если бы он успел на день пораньше, то, может быть, Салочка была бы благодарна ему, а не Леканту. От подобных мыслей Гаузен с трудом воздержался от того, чтобы разбить ампулу вдребезги.

Реакция присутствующих была так же противоречива, как и мысли Гаузена. Одни утверждали, что их государства или представители семей были оскорблены подобным выбором. Другие, наоборот, радовались, что Лекант сделал такой незавидный выбор, не дав другим могущественным кланам обрести еще больше власти. В конце концов, все вспомнили про тот самый пресловутый пункт в законах и вроде бы сошлись на том, что такое редко, но может произойти.

Закончив речь, Лекант покинул невесту, как этого требовала церемония, и пошел общаться с представителями знати, а Салочку облепили благородные дамы и прочие придворные представители, желая познакомиться и снискать расположение новоявленной королевы. Девушка все еще глупо улыбалась, по-прежнему не способная поверить в то, что ее мечта исполнилась.

Но тут Лекант взял под руку Салочку, и они отправились наверх.

— Пойдем вслед за ними! — решился Гаузен и, схватив Ленона за плечо, потащил его прочь из зала.