Однако, запахов, присущих заражённому городу, не было. Ни смрада гниющих тел, если победило поветрие, ни вони палёного мяса, если горожане борются с эпидемией.

Гарольд прошёл дальше, к восточным воротам. Привычного гербового щита над проёмом не было. Вместо старых знакомых солдат в карауле стояли непонятного вида типы, закутанные в чёрные балахоны. Взор новых стражников был направлен куда-то внутрь города, и они даже не заметили приближения следопыта.

– Здорово, служивые, - окликнул их Гарольд, и оба мужика подскочили от испуга.

– А вы ещё кто такие?
– они явно не ждали путников с востока. Оттуда могли прийти только крестьяне, которые в нынешние времена предпочитали не высовываться из дома.

– Я следопыт местный, это жена моя.

Стражники переглянулись.

– Нынче за вход пошлина положена. По три медяка с пешего.

– Чего?
– возмутился Гарольд.
– Отродясь с пешеходов пошлины не брали! Ты хоть знаешь, зачем пошлины берут? Чтоб с торговли налог шёл! Нам торговать нечем, как видишь.

– Ничего не знаю, платите пошлину. Приказ совета Девяти, - безапелляционным тоном сказал стражник, любовно поглаживая древко алебарды.

– Чей приказ?
– удивился следопыт.

– Совета Девяти, ты глухой что ли, мужик?
– проворчал второй стражник.

– А не пойти бы вам в пекло?
– Гарольд схватился за меч. Йона нарочито медленно достала топор из-за пояса, всем своим видом показывая готовность его применить.

– Ладно, ладно, - поднял руки в жесте примирения привратник.
– Проходите уже, а то всё веселье пропустите.

– Какое веселье?
– шёпотом спросила Йона, и следопыт пожал плечами в ответ.

Город казался заброшенным. Грязные улицы уже давно никто не подметал, пыльные прилавки когда-то процветающих магазинов пришли в запустение. Повсюду виднелись следы разрухи. Гарольд нервно теребил отросшую бороду, глядя на всё это безобразие. Похоже, славный Мариград захватили, пока он путешествовал на восток и обратно. Но никаких разрушений, сопутствующих штурму, видно не было. Так что, либо горожане вынесли ключи от города на блюдечке, либо город взяли хитростью. Измором же за такое короткое время не взять даже самый захудалый острог.

Путники приближались к площади. Толпа шумела, предвкушая зрелище. Йона прижалась поближе к следопыту, немного испуганная таким количеством народа. Виселица в центре площади пока что пустовала, но по деревянному помосту расхаживал дюжий палач в чёрной рясе, ожидая узника. У лестницы стояли четверо бойцов, положив руки на оружие и измеряя взглядом толпу. Некоторые люди носили такие же балахоны, но большинство выглядели совершенно обычными горожанами.

Гарольд узнал некоторых. Вот стоит уличная торговка, у которой он обычно покупал самые вкусные яблоки, вот единственный хороший кузнец стоит, сложив руки на груди, вот местный лодочник воровато озирается. Слышно, как кто-то вяло переругивается, где-то плачет ребёнок, кто-то громко требует хватать вора.

– За карманами следи, - усмехнулся Гарольд, глядя на жену, растерянную от шума и гомона.

Человек на помосте поднял руку с плетью, и толпа постепенно затихла.

– Жители Мариграда!
– громким поставленным голосом начал он.
– Сегодня особенный день! Чёрный день! Для всех нас!

– Чего это он несёт, - буркнул мужик позади следопыта, но на него шикнули, призывая к тишине.

– Сегодня брат наш, оступившийся агнец, войдёт в лучший мир, отчаявшись построить лучший мир прямо здесь! Затерянный во тьме, он потерял свой шанс помочь вам всем, и ответит за это!

– Своего завалят, что ли?
– не унимался мужик.

Где-то в толпе послышался громкий всхлип, переходящий в истошное рыдание. Палач поморщился от звуков, но продолжил речь.

– Своими действиями он предал не только нас! Не только общее дело! Он предал вас всех, славный народ Мариграда!

– Ага, общее, как же, - кто-то сплюнул на землю.
– Чтоб вам под землю провалиться с вашим общим делом.

– Ведите его!
– крикнул палач.

Из ворот замка вышла небольшая процессия. Толпа ахнула. Двое мускулистых сектантов тащили почти безжизненное грузное тело, одетое в окровавленные лохмотья. Гарольд протиснулся поближе, чтоб рассмотреть лицо узника, но оно было покрыто коркой засохшей крови и обезображено до неузнаваемости. Рыдания в толпе зазвучали ещё громче и ещё отчаянней. Дети, пришедшие посмотреть на казнь, почти одновременно заплакали.

– Вот он, предатель!
– с ненавистью выпалил палач, скручивая из верёвки узел висельника.
– Сюда его! Живо! Нет, бросьте его у лестницы, пусть народ посмотрит!

Охранники немного оттеснили народ, чтобы дать дорогу конвоирам. Сектанты бросили узника перед ступеньками.

– Ползи наверх! Ползи к своей судьбе!
– мужчина щёлкнул плетью в воздухе.

– Пощады!
– раздался чей-то крик в толпе, но палач не обратил внимания, пристально глядя на лежащее тело.

– Подгоните его, - процедил он, и один из бойцов отвесил измученному человеку хорошего пинка.