Гермиона болезненно выгнулась, почувствовав руку Драко. Она вся напряглась, предвкушая дикую боль прошлой ночи, но, к удивлению своему, чувствовала лишь приятную истому, разливающуюся по мышцам живота.

По телу девушки пробежала дрожь. Драко, отдавшись власти темного и опасного порыва, слегка сжал розовый сосок Гермионы зубами. Руки грязнокровки взметнулись вверх. Страх не давал покоя, и тоненькие ладошки упрямо уперлись в грудь юноши, чувствуя напряженную неподвижность его мускулов. Малфой слегка вспотел и слабые руки Гермионы скользнули вниз, ощутив стальную упругость живота. Разве способна она остановить его? Конечно, нет. Малфой всегда берет то, что хочет.

Ладони Гермионы бессильно опустились. Сломавшись под ласками опытного юноши, она совершенно лишилась былого страха. Все ее хрупкое тело, казалось, было радо от неизбежности того, что должно произойти, зная, что как только Драко утолит свой голод, наступит наконец умиротворение и покой.

Прикосновения его пальцев были сладкой мукой, рот его, медленно и чувственно терзающий ее губы, – карой и редчайшим наслаждением. Гермиона почувствовала, как напряглись и отвердели ее мышцы, и, не в силах больше сдерживать себя, позабыв о жгучей боли, терзавшей ее всю ночь и все утро – ее тело медленно волнообразно задвигалось, а бедра подталкивали, просили, молили…

Драко умиленно хмыкнул, почувствовав, как напряжена Гермиона, как ее тоненькие ручки упрямо отвергают его ласки. «Я же не груб с тобой, я просто хочу, чтобы тебе понравилось», – думал он, не останавливаясь. Она – словно маленький боязливый котенок. Юноша поднял ладонь, чтобы погладить ее по щеке и к своему ужасу заметил, что она в крови.

«Но, как? Что я мог с ней сделать?» – думал Драко. Юноша замер, всматриваясь в лицо Гермионы. Она плотно закрыла глаза, стараясь не думать ни о чем, стараясь сбросить с себя то наваждение, что страшный юноша внушил ей. Гермиона осторожно, точно боялась встретиться взглядом с Драко, открыла глаза, когда почувствовала, что Малфой остановился. Слизеринец замер, разглядывая собственную ладонь, испачканную в крови девушки. Взгляд холодных серых глаз не то смягчился, не то казался испуганным и напряженным. Малфой упорно отказывался признавать, что прошлой ночью сотворил с Гермионой что-то подобное… Что-то ужасное…

– Я… Я вызову тебе врача, – сказал Драко, кинув на Гермиону взгляд полный жалости и сочувствия.

Девушка еле заметно кивнула, ошарашенная таким резким решением. Гермиона явно не ожидала, что Драко способен на сочувствие к ближним. Юноша наклонился к Гермионе и ласково поцеловал ее в лоб.

– Тебе нужно одеться, – сказал он.

Внезапно, в окно постучались. Гриффиндорка мгновенно повернула голову, чтобы увидеть источник звука. На ветке дерева, росшего совсем рядом с домом, сидела огромная полярная сова, сверкая своими желтыми глазищами. В крючковатом клюве она цепко держала письмо со странной черной печатью, не знакомой Гермионе. Возможно, видела когда-то… Может, если рассмотреть ее поближе, удастся вспомнить, какому дому она принадлежит?

Зато Драко мгновенно узнал, от кого пришло зловещее письмо. Темный Лорд прислал юному Малфою весточку. Слизеринец нехотя оторвался от любимой, поднимаясь с высокой постели, он медленно подошел к окну. Малфой отворил створку, выхватил письмо из цепкого клюва птицы и нетерпеливо развернул конверт. Его холодные серые глаза пробежали по аккуратным строкам.

– Мне нужно уйти, – промолвил он, спустя минуту. – Я забегу к Теодору и попрошу его прийти к тебе, проконсультировать. Будь хорошей девочкой и выпей оборотное зелье, если не хочешь, чтобы нас с тобой повесили прямо перед Министерством Магии.

Гермиона вновь послушно кивнула и робким взглядом проследила за тем, как Драко торопливо скрылся за дверью. Интересно, а что все-таки было бы лучше? Быть повешенной и не чувствовать совершенно ничего, или быть живой рабыней, терпя надругательства изо дня в день? В конце концов – теперь у Гермионы есть альтернатива. Смерть, например.

Отворяя массивную темную дверь, Драко бросил прощальный взгляд на Гермиону. Девушка сидела на кровати, прикрыв грудь руками. В ее глазах растворилась яркая, почти осязаемая злоба, злоба от бессилия. «Она никогда не сможет полюбить меня. Никогда не простит меня. Никогда не будет счастлива со мной», - думал юноша, закрывая за собой дверь.

Драко спускался по длинной винтовой лестнице. Он щелкнул тонкими пальцами и перед ним вмиг появился все тот же зеленокожий домовик.

– Подготовь для меня костюм на выход. Длинную черную мантию, расшитую золотом, белую рубашку и приготовь черный галстук. Поживее, – скомандовал Драко.

– Да, хозяин, – пролепетал эльф, поклонившись.

– Сегодня к Гермионе придет доктор, ты должен проводить его в ее опочивальню и убедиться, что она приняла оборотное зелье. Отправь Джеки в комнату Гермионы. Пусть девчонки пообщаются, может, это ее успокоит, пока лекарь не пришел.

– Хорошо, хозяин, – ответил покорный домовик.

Эльф мигом исполнил требование хозяина и принес ему хорошенько отглаженный костюм. Он помог своему господину одеться, начистил его ботинки, прежде чем Драко ушел. Затем исполнительный эльф выполнил распоряжение хозяина, касающееся Гермионы и Джеки. Зеленокожий домовик схватил пуффендуйку за тоненькую молочно-белую ручку и трансгрессировал вместе с ней в комнату Гермионы.

Эльф учтиво поклонился «госпоже» и, щелкнув костлявыми пальцами, исчез, оставив подруг наедине. Он частенько проделывал такую процедуру, потому и привык исчезать, словно гость, которому не рады.