Подняв бокалы в приветственном жесте, они выпили вино.

– За наше счастливое освобождение!
– весело произнес Сильвер и принялся за еду.

После обильной трапезы оба осоловели и уже не спешили никуда уходить.

В комнату осторожно заглянул Тито. Не выказывая никакого удивления, он спокойно спросил, не прикажет ли чего сеньор.

– Я хочу, чтоб о нашем здесь пребывании никто не знал, Тито. Я понимаю, что ты никому не скажешь, но есть во дворце достаточно умные люди, которые могут что-нибудь заподозрить.

– Я понял. Я буду осторожен.

Сильвер полюбопытствовал:

– Что происходит у Зинеллы?

– Она стенает, ваша честь.

Беллатор поморщился.

– И во всем обвиняет нас?

– Да.

– А чем занят наместник?

– Насколько я знаю, он заперся в своем кабинете.

– Хорошо, спасибо.

Тито вышел. Беллатор насмешливо предложил:

– Полюбуемся на нашу мачеху? Ее стенания всегда были впечатляющими, даже когда для них не было повода. Теперь, когда повод есть, уверен, это душераздирающее зрелище. Получше любого ярмарочного представления. Но сначала я переоденусь. На этом скопилось слишком много грязи.

Он вышел и вернулся уже в таком же простом кафтане, что был на Сильвере. В руках у него были черные грубые плащи. Он подал один брату, другой надел сам. Сильвер заявил, что плащ ему будет только мешать, но Беллатор приказал:

– Надевай! В катакомбах холодно и местами сыро. Это не дворцовый парк, сам убедился.
– Сильвер недовольно накинул на плечи плащ. Беллатор подошел к книжному шкафу, через который они пришли.
– Смотри и запоминай!

Он нажал одновременно на два завитка по краям средней полки, и шкаф плавно отъехал в сторону. Зайдя в тоннель, Беллатор потянул за рукоятку, шкаф бесшумно встал на место. Зажег фонарь и буднично заметил:

– Когда я впервые воспользовался этим проходом, шкаф отошел только наполовину, и то с ужасным скрипом. Пришлось заниматься ремонтом.

– Ты сам занимался ремонтом?
– чуть ли не с ужасом переспросил Сильвер.
– Сам? Своими руками?

– Конечно, сам!
– Беллатор чуть слышно рассмеялся, глядя на изумленного брата.
– Если пригласить для этой цели кого-то из рабочих, скоро не только обитатели дворца, а и всего королевства будут знать о тайных ходах дворца. Поэтому я все делаю сам. Я, кстати, неплохой столяр. И землекоп.

– Землекоп?
– от этого известия Сильвер скривился, будто Беллатор признался ему в преступлении.

– Не делай такой зверский вид, братец. Это высокородным аристократам невместно заниматься низким ремеслом, а у нас с тобой таких ограничений нет. Нам можно все. У нас, к счастью, кровь не голубая.

Беллатор уверенно прошел по нескольким переходам, ведя за собой брата. На одной из площадок остановился, приложил палец к губам и показал на решетку, отделяющую их от чьих-то покоев. Сильвер заглянул за нее.

Это оказалась комната Зинеллы. Сама Зинелла лежала на низкой тахте, прижав к губам кружевной плеточек, и горестно рыдала. Вокруг нее суетились служанки, то подавая очередной платочек, когда она бросала на пол несвежий, то принося стакан воды.

– Мой сын, мой дорогой первенец Родолфо! Ты погиб! Я никогда тебя больше не увижу! А все эти мерзкие законные сыновья! Обречь на смерть собственного брата! Но я им отомщу! Им мало сидеть в темнице! Их надо казнить! Повесить на площади, как простолюдинов, коими они и являются!
– Зинелла уже хрипела от ярости.
– На самой высокой виселице, чтоб всем было видно, как вороны выклевывают их мерзкие глаза!

Сильвер отошел от решетки.

– Ты был прав. Она сходит с ума от злости. Мечтает о нашей казни.

– Еще бы! Так все распланировать, высчитать, устроить, и вдруг нелепая сказочка становится былью! От этого и впрямь рехнуться можно! Но слышишь? Похоже, стенания закончились!

Из комнаты донесся неистовый вопль:

– Мерзавки! Что вы мне принесли? Это платье мне не идет! У него завышена спина, оно меня горбит! И к черному подходят только бриллианты! Они так изысканно смотрятся на черном бархате! Поэтому уберите это дурацкое шелковое платье! Накидку из серебряной парчи!

– Быстро же она утешилась! Только что вопила о своем безмерном горе.
– Сильвер с презрением сплюнул на пол.
– Она хоть кого-то любит?

– Вряд ли. К ее детям я отношусь куда лучше, чем она. Она умеет лишь бояться.

– Контрарио?

– Ну да. Представляешь, что за жизнь у нее была? После смерти отца ей пришлось жить в городском доме Контрарио. Насколько я знаю, ее никуда не выпускали.

– Но почему она так боится собственного брата? Что между ними такое происходило, что он для нее как удав для кролика?