Послышалось, как дверь из коридора в кухню медленно открылась со скрипом и кто-то сбросил дрова на лавку.

Цугуриев спросил:

— Павловна?

В комнату вошел Леня Калошин.

— Это я, товарищ Цугуриев… Здравствуйте, Михаил Николаевич…

— Добрый вечер, Леня… Как мать? Все болеет?

Леня, словно к горлу что-то подкатило, сделал судорожное движение и, закрыв глаза, кивнул.

— Я пойду топить, — заторопился Леня, — а то мне еще я райисполком надо и в милицию…

Степанов попрощался. В кухне он замедлил шаги. Леня Калошин, что-то бормоча про себя, видимо повторяя наставления матери, шарил рукой возле трубы, нащупывая спички.

Когда Степанов вернулся в райком, Ваня Турин сидел за столом и беседовал с парнем в ватнике. Речь шла, как понял Степанов, о трудоустройстве.

— Рабочая сила, всем известно, нам нужна. Выбирай, Виталий, любую стройку или иди на станцию платформы и вагоны разгружать.

— Об этом я и сам бы догадался. — Давно не стриженный парень понуро свесил голову. Молчал. И в этом молчанки таилась какая-то обида.

— Тогда в чем же дело?

— Рука у меня перебита. — Виталий поднял левую руку и неловко пошевелил ею. — Когда немцы гнали, фриц стукнул прикладом. Память о себе оставил… Не забудешь!..

— Лечили? Может, помочь чем? — встрепенулся Турин.

— Лечили… — безучастно ответил Виталий. — В армию не берут. Всё!

— Что же мне с тобой делать? — задумался Турин. — Мать, говоришь, болеет, отец на фронте, нужна рабочая карточка… Что будем делать, Степанов? — Он посмотрел на Степанова, который готовился пришивать к шинели пуговицу. — Вот тебе вопрос, лишенный какой-либо философской премудрости, а поди-ка разреши его!

— Право, не знаю, — вздохнул Степанов.

— А я должен знать! — заметил Турин. — Собрать бы всех этих Лассалей, Кантов… Кого там еще? И задать бы им этот вопрос! — В последних словах оказывалась неприязнь к отвлеченным, как Турин считал, умствованиям знаменитых философов: им всем вместе не решить ничтожный с философской точки зрения практический вопрос, с которыми он сталкивался каждый день десятки раз.

— Что ж, мне идти, что ль? — спросил Виталий и хотел встать.

— Погоди, — остановил его Турин и обратился к Степанову: — Может, в школу истопником или еще кем возьмешь?

— Школа еще не открыта. И потом, я не директор. Им, видимо, будет Вера Соловьева, а завучем — Владимир Николаевич. Но на месте директора, прости, Виталий, я истопника или уборщицу в школу не стал бы брать. Роскошь! У ребят руки не отвалятся: напилят, наколют дров, протопят печи… Организовать только надо…

— И то верно, — согласился Турин.

— Может, на почту?.. — предложил Степанов. — Письма разносить? Вернее, не столько разносить, сколько находить адресатов.

— На почте почтальонша есть, только болеет. Так что единица занята. А вводить вторую — роскошь, как ты говоришь…

— Да ладно, я пойду, — встал Виталий, который все более понимал, что задал секретарю райкома непростую задачу.

— Да постой ты! Садись! — осадил его Турин. Чувствовал он себя неважно: температура все еще держалась, голова была тяжелой. Но он не прилег ни днем, ни вечером — работал, превозмогая себя.

Виталий уже понял, что работает Турин через силу: и лоб в поту, и эти поморщивания от головной боли, и нечаянные вздохи. Он решительно поднялся:

— Хорошо, Иван Петрович, я наведаюсь через несколько дней. — Про себя он подумал: «Дурак я, дурак! Ну рука, допустим, одна, а плеча-то два! Все работают через силу! На стройку!.. И нечего было сюда ходить, жалобить людей».

— Обязательно зайди через пару-тройку деньков, — сказал Турин. — Обязательно! Что-нибудь придумаем…

Когда Виталий ушел, Ваня Турин стал писать очередную бумагу в обком комсомола.

— Я не могу заменить тебя? — спросил Степанов. — Лег бы…

— Не заменишь…

— И срочная эта бумага?

— Срочная, а потом, не исключено, будет лежать в чьем-нибудь столе месяц-другой. Известное дело…

Степанов подумал, что, если он посидит рядом, чем-нибудь займется или хотя бы почитает газету, Ване все же не так будет тягостно.

Перед Степановым лежала потрепанная папка с какими-то бумагами и газетами. Листок с призывом «Смерть немецким оккупантам!» привлек внимание, и Степанов выдернул его. Это был один из номеров газеты подпольного Дебрянского райкома ВКП(б) «За Родину!». На листке, гораздо меньше тетрадочного, редакция умудрилась передать сводку Советского информбюро, сообщение о действиях местных партизан (взорван вражеский эшелон), иностранную хронику. Одна колонка была отведена статье «Германия — каторга для русских». Газета издавалась без нумерации, указывалась только дата выпуска. По одному номеру нельзя было определить, как часто выпускался листок.