– Где гулял?! В какие бары-рестораны ходил? С кем общался? Ну же, давай, рука отсыхает!

– Да не знаю я этого! Не зна-аю!

Я почувствовал, что мокрая штанина выскальзывает из моей ладони, поэтому, зарычав и собрав последние силы, перехватил падающего Андрея уже в полёте и отбросил подальше от края крыши.

Он сразу же подтянул ноги к груди, оказавшись в поле эмбриона, и задрожал крупно, всем телом.

– Спасибо, - сказал я.
– Ты меня очень выручил. А девушек бить нельзя.

– Пошёл ты, - проскулил собеседник.

В глубокой задумчивости я стоял и смотрел на расколовшегося бывшего заключённого. Ослабевшая рука безжизненно висела вдоль тела, я разминал болевшие мышцы и еле слышно кряхтел. Нужно было что-то делать с Андреем, в противном случае он мог помешать расследованию.

– Поднимайся, - сказал я и протянул ладонь, чтобы помочь, но был, разумеется, гордо отвергнут.

Пока я размышлял, каким образом отправить заключённого в полёт, тот уже успел подняться и настороженно глядел на меня. Согнувшийся в три погибели, сломленный, всё ещё всхлипывавший, он вызывал жалость, а не желание его убить. Это было странно: раньше я бы даже не задумался перед тем, как избавиться от подобной падали.

– Ну что? Пойдём?
– осторожно спросил Андрей.

– Пойдём-пойдём, - я стиснул зубы, понимая, что сейчас просто не в силах убить человека.

Заключённый сделал осторожный шаг вперёд ко мне и, зачем-то подняв сломанную правую руку, помахал ею перед моим лицом.

Я отвлёкся, и это стало роковой ошибкой. В темноте блеснула сталь, ко мне, как и несколько минут назад в квартире, метнулась рука, но в этот раз с более близкого расстояния. Лезвие короткого кухонного ножичка пробило одежду, кожу, тонкую жировую прослойку и лязгнуло об одну из подкожных брюшных бронепластин.

Взревев от боли и обиды, я схватил Андрея в охапку, чувствуя с садистским удовольствием, как под моими ладонями хрустят кости, и изо всех сил оттолкнул зэка к краю... и за край. Андрей ухнул вниз, а я провожал его разъярённым взглядом, жалея, что не успел сделать из него отбивную голыми руками. Вот тебе, товарищ майор, и сострадание и милосердие... "Дурак, какой же дурак..."

Несколько секунд удаляющегося крика - и тихий, еле слышный из-за дождя "плюх". Белое пятно рубашки ярко выделялось на чёрном асфальте.

Я от души выругался: но больше на самого себя. По распоротой тельняшке расплывалось небольшое кровавое пятно.

Уже позже, успокоившись и стуча каблуками по тёмной и пыльной лестнице, я снова и снова прогонял в памяти услышанное. Информации он дал вполне достаточно для продолжения поисков. И ещё завод имени Лебедева... Это вполне могло оказаться совпадением, но я в них уже давно не верил. Ладони зудели. Я был на правильном пути, а значит, расследование продолжалось.

16.

Поехать на завод было заманчивой идеей, но от неё пришлось отказаться по нескольким причинам. Во-первых, слишком опасно - секретное предприятие, хорошо охранялось, и даже, если бы я смог туда попасть, то шансы выбраться маячили где-то в бесконечности между одной десятой процента и полным нулём.

А во-вторых, я не знал, что там, собственно, искать. Найти Унгерна и вытрясти из этого казахского арийца всё, связывавшее его с "Лебедями", было более разумной мыслью.

Дождь перестал, но небо всё ещё было пасмурным, а в воздухе витала сырость. Улица, по которой я шёл, называлась Плющихой лишь по старой памяти: ядерные взрывы не оставили и следа от прежнего района. Не осталось ни высотных отелей, ни жилых домов, и сейчас мрачный готический замок МИДа возвышался над покатыми крышами ещё одной грязной заплатки бараков на теле многострадальной Москвы.

Это было похоже на клишированную Трансильванию из поп-культуры: высоченный дворец Дракулы, а у его подножия - разваливающиеся халупы. Поначалу, после пробуждения, я никак не мог смириться с царившим вокруг безобразием, возмущался и спрашивал себя, как люди могут ТАК жить, но потом пришло понимание, что это лучшее из возможного. То, что сделала советская власть и советский народ, было настоящим чудом.

Отгремели ядерные взрывы, вся инфраструктура, промышленность и цивилизация как таковая оказались отброшены в каменный век. Война, которая и не думала заканчиваться, полыхала почти на всей территории тогда ещё России. Враг блокировал Санкт-Петербург, осадил Москву, дошёл до Астрахани на юге, а на востоке Китай оккупировал практически всю Сибирь.

Карта страны в те страшные годы напоминала "красное дерево" времён гражданской войны: людям казалось, что всё пропало, страна обречена и спасения нет.

А потом пришла Идея. Вернее, не пришла: она никуда не уходила, оставаясь тайной народной мечтой о возвращении "старых добрых времён". Идея вернулась в тот самый момент, когда была так необходима, собрала десяток разрозненных бандитских республик и полуфеодальных городов-государств в единое целое - и русский солдат выстоял. Выстоял и погнал противника обратно, освобождая родные земли и в огне сражений закаляя и укрепляя новый, многонациональный советский народ.