– Знакомых, - фыркнул генерал.
– Да если я к кому-нибудь приду, то на следующий же день поеду в товарном вагоне на курорты Крайнего Севера. Тут только из своих...

Он явно что-то недоговаривал. Я посмотрел вниз, туда, где ворочался цех, словно поверхность штормового океана из стали. Больше всего на свете я сейчас желал взять генерала за шкирку и вытрясти из него всё, что возможно, а потом - концы в воду, но стоял смирно, оценивая шансы выбраться живым из крепости и добраться обратно до Москвы. Захаров воспринял это по-своему.

– Хотите сказать, что у вас нет контактов?

– "Не складывайте все яйца в одну корзину", товарищ генерал, - нарочито медленно изрёк я.
– Народная мудрость. И она играет на руку не нам.

– Хорошо, допустим, я дам вам контакт человека, который может знать, что к чему, - я изо всех сил постарался, чтобы ни единый мускул на лице при этих словах Захарова не дрогнул.
– Но что дальше? Какие гарантии вы можете предоставить?

– А какие гарантии вам нужны?

– Неприкосновенность и полное выполнение прежних договорённостей, - быстро ответил генерал.
– Мой сын должен остаться в Москве, а мне лично нужна доля французских трофеев и постоянное место в генеральном штабе. Ни капли меньше.

– Това-арищ генерал...
– протянул я.
– Вы понимаете, что стоит на кону? А ещё торгуетесь! Если мы проиграем, то проиграем все и сразу. Никто не знает, что у него в голове. Никто не знает, какие у него планы. Кто должен остаться, а кому кирпич на голову упадёт? Кто - опасный свидетель и влиятельный противник, а кто станет убеждённым сторонником? Вы можете это сказать?

Генерал опустил голову.

– Не могу. Но, тем не менее, мне нужны гарантии!

Я оперся на перила и вздохнул.

– Хорошо-хорошо, - сказал я тоном, каким обычно говорят: "Достал, делай, что хочешь".
– Я дам вам гарантии. В конце концов, если мы победим, то и в генштабе места освободятся, и на трофеи очередь поредеет.

– А сын?
– напрягся Захаров.

– И сын, - поторопился я успокоить оппонента.
– Когда вы устроитесь в генштабе, сами сможете повлиять на его судьбу. Итак, - у меня в горле пересохло: я сейчас собирался проверить догадку - главную на этот момент и оттого очень-очень важную, - кто поможет вам во время парада?

Захаров выпучил глаза, его усики встали дыбом.

– Большого. Концерта, - процедил он.
– Не надо пускать всю конспирацию коту под хвост.

Меня словно окунули в раскалённый свинец. В точку. В точку, чёрт бы его побрал!

– Да, - улыбнулся я.
– Простите. Так кто?

От названной фамилии мне чуть не стало дурно. Маршал. Маршал военно-космического флота Гречко. Командир орбитальной эскадры больших бомбардировочных кораблей, герой битвы за Луну, орденоносец.

– Ничего себе, - я не сумел скрыть удивление.
– Тот самый?

– Да, именно, - кивнул генерал.
– Правнук космонавта.

– И что он должен был сделать?

– Этого я не знаю, - пожал плечами мой собеседник.
– "Не храните яйца в одной корзине".

– Спасибо, товарищ генерал, - я откозырял и протянул Захарову ладонь. Он, помедлив мгновение, ответил тем же. Рукопожатие оказалось крепким и сухим, а ладонь - узкой и длинной, с пальцами пианиста.

– Спасибо - это пока ещё не место на Большом Знаменском, - заметил он, глядя мне в глаза. В этот раз я проиграл и отвёл взгляд первым.

– Всё будет, товарищ генерал. Всё будет.

– Мне связаться с Гречко?

Я быстро прикинул, стоит ли это делать.

– Нет, не стоит. Сообщение могут перехватить. Но будьте готовы, что Гречко захочет с вами связаться, возможно, понадобится подтвердить ему, что я - не верблюд.

Командировочное удостоверение было получено в штабе армии спустя полчаса после разговора. Я успел запутаться в бесконечных однообразных бетонных казематах, то и дело сотрясавшихся от ядерных взрывов. В штабе было душно, накурено, и ещё там всё время кричали. Огромный зал размером со стадион был заполнен столами, за которыми сидели, зарывшись в горах документов, военные: они и орали, постоянно связываясь с кем-то.

– Заря! Заря! Отступление прекратить! Стоять насмерть! Оборонять до последнего, подкрепление уже в пути! Заря! Как слышно?! Заря!
– рычал тощий бледный капитан. У него от нервного тика дёргалась щека, а манжеты белой парадной рубашки пожелтели от табака.

– Коридор потерян! Повторяю, коридор У-19 потерян! Там газ! Повторяю, в коридор У-19 пущен газ, в штольнях люди гибнут!
– это уже толстый и слишком старый для старшего лейтенанта мужик. Его физиономия имела очень странный оттенок - не красный даже, а синюшный, словно его вот-вот хватит удар.