– Простите, но не могла же я все так и оставить. Вы извините нас, пожалуйста, за такой бардак и шум. Вам, наверное, после стольких дней, проведенных тут в одиночестве, мы кажемся громкими и навязчивыми дикарями? Но вы просто не понимаете, как мы рады попасть в безопасность, и что творится там… снаружи!- взволнованно продолжала говорить она, уже идя по коридору бок о бок с мужчиной, который осторожно нес спящую Софию.

Отворив перед ним дверь, Кэрол быстро откинула одеяло на заранее подготовленной постели и благодарно улыбнулась доктору, уложившему девочку на кровать.

– Надеюсь, у вас тут есть все, что нужно. Отдыхайте и ни о чем не заботьтесь. Обо всем остальном уже завтра пообщаемся. Спокойной ночи! – негромко проговорил все это время прячущий от женщины глаза Дженнер, окинув взглядом помещение и проверив все ли в порядке.

Еще раз посмотрев на кровать, он опустил взгляд и торопливо покинул комнату, неловко стукнув закрываемой за собой дверью. Кэрол пожала плечами, искреннее сочувствуя мужчине, который здесь в одиночестве совершенно отвык от людей.

Сбросив просто на пол огромный пушистый халат, надетый поверх пижамы, женщина укрыла дочь одеялом, забралась на вторую кровать, включила ночник и зажмурилась от счастья, ощущая, как довольная улыбка расплывается по ее лицу. Еще утром ей казалось, что они уже никогда не будут в тепле и уюте, сытые и даже немножечко пьяные, выкупанные под теплым душем, защищенные крепкими стенами и имеющие отличную библиотеку под рукой. Наконец-то она может расслабиться, не бояться, не вздрагивать от каждого шороха, проверяя, рядом ли дочка, не случилось ли чего, не напали ли на лагерь ходячие. Теперь ей больше не нужно было переживать о том, что она станет делать, если София вдруг заболеет, поранится, проголодается… Они словно в раю очутились. Сидя с закрытыми глазами, свернувшаяся клубочком и совершенно счастливая в этот момент женщина вспоминала лица друзей, которых сегодня вечером она словно увидела новыми глазами. Как озарялись их лица улыбками и искренним смехом, как разливался румянец по их щекам, как расслабленно и свободно они себя чувствовали здесь…

Наконец разлепив веки, Кэрол, решившая взять от этого вечера все, что можно, благоговейно открыла первую страницу выбранной книги, на секунду вдыхая аромат типографской краски, от которого веяло уютом и спокойствием. Ближе к полуночи, отложив увлекательное чтение, она потянулась к выключателю, скользнув взглядом по мирно спящей на соседней кровати Софии. Внезапно вспомнив о совсем вылетевших из головы планах взять воды на кухне, женщина сунула ноги в тапочки и, не колеблясь, выскользнула за дверь, тихо ступая и надеясь никого не встретить по дороге. Бутылка минералки ей была необходима - даже небольшое количество алкоголя после такого длительного перерыва действовало на нее не очень хорошо.

Коридоры пустовали, и из-за дверей комнат не слышалось ни звука. Прокравшись на кухню, женщина достала из холодильника бутылку с водой и тут же отпила, не в силах терпеть жажду. Закручивая крышку и уже собираясь возвращаться к себе, она вдруг услышала где-то неподалеку звук, похожий на падение чего-то тяжелого. Едва не подпрыгнув и прижав руку к гулко застучавшему сердцу, Кэрол осторожно приблизилась к приоткрытой двери в главный зал и заглянула внутрь, прислушиваясь.

– Успокойся, друзей своих перебудишь. Да и компьютеры починить некому будет, если следующий твой удар придется на один из них. Давай, вставай… Шон? Или как тебя? Шейн? Вставай-вставай, Шейн, и иди, ложись спать. Завтра полегчает, поверь мне.

– Ты не поним… ничего никто не понимает! Спать, спать. А они там за стенкой? Она с этим… Тоже мне, Иисус нашелся, воскреснуть решил в самый подходящий момент. Черт побери, умер, так умер, не мешай больше людям! Отвали, не трогай меня! Не разобью я тебе ничего. Сейчас уйду.

– Эй, парень, да у тебя царапины на все лицо. Сейчас, где-то у меня тут… А, ну или так можно, давай бутылку сюда, пить тебе все равно хватит. Повернись… Что у тебя стряслось? Женщина? У вас их много, неужели не поделили?

– Много… У меня их всегда было много, но она… она одна такая! Улыбаешься, док? Хрень несу, как в мыльной опере? А плевать! На все плевать: на ходячих, на всех этих перепуганных придурков, которые смотрят Рику в рот и глотают все, что он им не скажет, на тебя… Ладно, док, ты-то тут не причем, прости. Но она моей должна быть! Она уже была моей, два раза. А я как последний… оба раза проморгал. Ну да, чего я… я так… Он же у нас правильный весь такой, по совести живет, голос лишний раз не повысит, все боится обидеть кого-то. Да ее от него тошнило. Он же сам рассказывал, что все хреново у них было! И она тоже… Она же меня любит, понимаешь? Всегда любила, еще до свадьбы их этой гребаной!

– Ничего не понимаю, Шон. А ну повернись, еще тут немного. Кто любит и почему, если любит, ты сейчас тут сидишь и джин глушишь? – усталым голосом спросил Дженнер, который видимо, уже осознал, что так просто ему от пьяного копа сегодня вечером не избавиться.

Кэрол до боли сжала в руках бутылку с водой, понимая, что оставаться здесь будет неправильно и некрасиво. Но природное женское любопытство пересилило укоры совести, и женщина приникла к приоткрытой двери с еще большим вниманием.