Но причем здесь дядя Жаке, что мог он знать об этом, не самом приятном эпизоде в моей биографии? Его взгляд сверлил, и я понял, что от честного ответа не уйти. Ложь стала бы приговором взаимному уважению и доверию, которыми я так дорожил и не хотел, сам не понимая почему, потерять. Я сделал то, что и должен быть сделать.

– Мой шеф (здесь я произнес его имя), отпуская, сказал, что он сдержал слово. Я чист.

Я оставил лазейку на тот случай, если бы дядя Жаке стал "играть в несознанку" или, другими словами, сделал вид, что не понимает, о чем идет речь. Тогда бы я тоже сделал вид, что оговорился, мол, хотел сказать совсем другое. Ну, вы понимаете, мы все себя так ведем когда попадаем в неловкое положение. Но случилось невообразимое. Дядя Жаке молча принял ответ, ничему не удивился и невозмутимо пригласил к столу.

За столом мы старательно не упоминали имя Римы. Я, как раскаявшийся преступник, честно признался хозяйке дома в том, сколько комнат в моей квартире, какого года выпуска машина, где покупаю продукты и приобретаю одежду. Она восхищенно покачивала головой, цокала языком, но вслух произнесла совсем не то, что я надеялся услышать.

– - Надо же, и кто бы мог подумать...

Дядя Жаке с упреком посмотрел на жену, но ничего не сказал. Он опять пригласил пройти в кабинет, где, как я догадался, и должен был состояться основной разговор. "Посоветоваться".

Усевшись в кресло, дядя Жаке тут же приступил:

– У Римы, а точнее у ее мужа, - здесь дядя Жаке недовольно поморщился, - возникли серьезные проблемы. Он наделал долгов и попал в неприятную ситуацию.

Мне, бывшему специалисту по вышибанию долгов, не надо объяснять, что значит "неприятная ситуацию". Вспомнил самодовольную морду Сиропа, холодный и жестокий взгляд Шефа. И вдруг меня передернуло - Рима в опасности! Старику надо отдать должное, понимая возможные последствия для любимой и единственной дочери, он крепко держал себя в руках.

– Понимаешь, мне, аксакалу, как-то неловко вмешиваться в эту проблему. Вот я и подумал, может быть ты сможешь помочь?

Вероятно, следовало расспросить его: о какой сумме идет речь, кто и как "напрягает" Марата, сколько осталось времени для решения вопроса, но, взглянув на дядю Жаке, понял, он ждет другого. Не раздумывая, я решительно ответил:

– - Да.

Рима

Настоящий волшебник

Наступили черные дни. Однажды Марат вернулся только под утро. На него страшно было смотреть. Глаз неимоверно распух, костюм был безнадежно изорван. Он молча прошел в комнату, отмахнулся от спешно приготовленных примочек и попросил присесть:

– Должен тебе кое-что сказать. Кредиторы обратились к помощи бандитов и требуют возврата долгов. Счетчик, как они сказали, уже включен.

Я молча слушала.

– Придется распродать наше имущество. Этих денег хватит только на то, чтобы погасить треть долга. Возможно, чем-то поможет мой отец. Что делать дальше пока не знаю.

На его глазах проступили слезы, но Марат не из тех, кто может позволить себе заплакать. Он взял в себя в руки и продолжил:

– Я виноват перед тобой, Рима. Прости, если сможешь. Ты вернешься к родителям, с разводом проблем не будет.

Я растерялась. О чем он говорит? Выходит, он предлагает мне уйти. Какой "благородный"!

– Не надо так говорить, Марат, - и без особой веры в успех, добавила, - поговорю с папой, может, и он чем-нибудь поможет.

– Исключено, я ослушался твоего отца, и ждать от него помощи не стоит.

Нам, женщинам, все-таки, легче. Мужчины носятся со своей гордостью, как спортсмены с олимпийской медалью. И тем самым обрекают себя порой на невыносимые страдания. Обычная, простая человеческая просьба ими воспринимается как нечто унизительное, способное нанести ущерб их бесценной и бесконечно превозносимой гордости. Я немедленно направилась к папе.

Я рассказала ему все, начиная от создания Маратом собственной фирмы, поездки в Париж, бесконечных переговорах с клиентами и, наконец, о его распухшем глазе.

Папа глубоко вздохнул, надолго призадумался и сказал:

– Послушай внимательно, дочка, и ответь, только пожалуйста, честно.

Вообще-то всегда стараюсь быть честной с папой, кроме тех вещей, которые ему знать не положено, по той простой причине, что он - мужчина. И папа, как мне казалось, всегда соблюдал этот паритет, не задавая неприятных вопросов. Но сегодня он впервые нарушил нашу негласную договоренность.

– - Ты ведь не любишь Марата, верно?

Возможно, в любой другой ситуации я набралась бы смелости и честно все рассказала. Но не теперь.

– Папа, мой муж в беде. И я вместе с ним. Вместе. Что еще ты хочешь услышать?

– Мне этого достаточно, - и, выдержав паузу, добавил, - но на вопрос ты не ответила.

Я промолчала. Молчание бывает красноречивей слов.

– - Хорошо. Надо подумать, что можно сделать.

Началась чехарда ужасных событий. Обожаемый Маратом автомобиль исчез первым. Марат с грустным смехом рассказывал о том, как он покупал билет в трамвае: