Шрифт:
У Диты от перепуга или от неприятия крови проснулся Дар. Дар, о котором, по его словам, даже Харон не слыхал: она сумела превратить ноги зараженного, евшего Улисса со спины, в гипсовую статую. Ненадолго, всего на какое-то мгновение, но этого времени хватило, чтобы ступни твари от резкого движения противника подломились. И никакой крови!
Нет, кровь, конечно, потом появилась, но уже у Диты из носа, когда она упала от перенапряжения... Зато довольная ухмылка с лица Харона не сходила долго! Особенно после того, как он присел над осколками, оставшимися от твари и долго, со всем усердием изучал остатки. Растирал в пыль, нюхал, на момент показалось, что даже попробовал на вкус. И все это под голодное урчание новых зараженных, на которых он совершенно не обращал никакого внимания. Зверь сидел рядом и охранял своего двуногого хозяина. Или друга? Мощный, почти лысый, с непомерно раздутой грудной клеткой, над которой возвышалась такая же безволосая голова. Окровавленная пасть с мутировавшими челюстями запросто перекусывала руки-ноги подбиравшихся тварей... И умные, необычайно умные для зверя глаза. Ужасное и завораживающее своим сюром зрелище!
– Шутишь? Дай отойти от первого раза! Харон, у тебя лимона, случайно, нет? Если найдешь - съешь поскорее...
– А почему гипс, Дита?
– Сама не знаю, наверно, в фильме каком-то видела. Просто очень-очень захотелось. Так оно и бывает, да?
– Конечно. Хе-хе, это получше очарования, правда? Но работать тебе теперь и работать! Такой дар надо очень упорно развивать. Неожиданно... Если я правильно понимаю, он совсем не боевой, но нужны эксперименты...
– И ты опять все подстроил со своей жемчужиной? Знаешь, наверное, я тебя как-нибудь придушу во сне. Ой, прости, я сама не своя, спасибо тебе, Учитель.
– Баба! Харон, не придушит, я буду следить!
Возбуждение боя сказывалось, выходил адреналин, поэтому Харон лишь добродушно посмеивался, слушая мелкие подначки и споры. Интересно, много раз он бывал свидетелем подобного? Много раз ему доводилось вот как сейчас быть свидетелем радостного возбуждения выживших и слегка окрепших новичков?
– Харон, а Улисс уже точно не станет таким?
Волнение Диты понятно, с ней-то уже все самое страшное позади.
– Не должен, вроде бы. Если, конечно, он не эстонец.
– Почему эстонец?
– удивился объект разговора.
– Мне кто-то рассказывал, что в Таллине есть круговой перекресток, перед которым висит знак с надписью 'Не более трех кругов'.
– Аааа... издеваешься! Тебе можно, ты начальник.
– Бросал бы ты придуриваться. Или образ так глубоко въелся, что уже и не снять?
– Так легче жить, начальник! Особенно в тех местах, о которых ты говоришь. В стабах. Я ведь правильно тебя понимаю?
– Не совсем. Да, в некоторых... что-то вроде Дикого Запада с нашим, славянским уклоном. Но есть и... всякие. Сам увидишь когда-нибудь. Да и нам через несколько по пути придется пройти.
– Мы там надолго остановимся?
– вмешалась Дита.
Лицо Харона как-то помрачнело от этого вопроса. Совсем незаметно, но женщина успела понять, что затронула какую-то не слишком приятную тему.
– Отдохнем немного. Стоп, не надо загадывать на дорогу!
– Что, снова плохая примета?
– оскалился в ухмылке Улисс.
– Плохая привычка. Нам еще Черноту пережить! Ох, и достанется же вам... Зато немного окрепните, перестанете быть этакими хлюпиками.
– Запугал уже, прямо, - но по лицу Улисса не заметно, что он хоть немного напуган.
– А чего ждем-то? Пока все не заразятся, да? Двинули бы еще вчера, а то торчим тут.
– Можно, конечно. Но не хочу кабину броневика пачкать. Вдруг ты в ней превращаться начнешь, а? Оттирай потом твои кишки пополам с мозгами. Или на броню посадить?
– Эх... все, молчу, молчу.
– Харон, - вмешалась Дита.
– Ты вот про регенерацию вчера говорил, все хочу спросить... А что у тебя с лицом?
– А, это... Пустяки, через месяц-другой как новый буду. Волосы вон уже отрасли, а то ходил, на Зверя похожий. Измененных в стабах пугали на пару.
– Я поняла. Значит, она не быстрая.