Мы поглядываем на центр бездомных. Складывается впечатление, что они ходят на улицу и обратно, чтобы обделывать свои темные делишки. И что в центре даже потакают промыслу маргиналов за стенами.

— Моя мама курила крэк, когда была беременна мной, — разглагольствует Джеки. — Поэтому доктор сказал, что марихуана мне полезна. Мне ее разрешали курить даже во время встреч анонимных алкоголиков, пока я жил в центре. Перед вами сидит крутой человек, — продолжает он без тени само-иронии. — У меня в общежитии лежит сумка, а в ней картина из музея. Не знаю, что это за направление в искусстве. Только нарисована палка и подписано, что палка. А то без этого ведь непонятно, что на картине факинг палка. Должно называться не современное искусство, а искусство для дебилов. Но сейчас мне плевать. Пусть там даже будет портрет наркодельца, который поставляет мне траву за полцены. Главное, что я могу продать эту картину за нехилые деньги в любой момент. Кто теперь скажет теперь, что я не богач?

— Откуда картина?

Джеки не отвечает. Лезли пытается за него заступиться:

— Какая разница?

Джеки ей явно понравился, новое увлечение.

— Мы встретили замечательного человека! — говорю я. — Ливийский диссидент. Расскажи им, Эстер.

Эстер хмурится и молчит.

Джеки врезается в разговор, как с печки спрыгивает.

— А что? Мой друг женился на сорокалетней старухе. Она, правда, не из Ливии, а из Бангкока. Там тоже глушат наркоту, не хуже граждан Южной Америки или арабских стран. Люди оттуда вообще более выносливые на это дело. Негры могут выкурить травы в разы больше белых. А афганцы вообще ширяются и бегают по горам, как козлики. — Он обратился за подтверждением ко мне. — Они у вас войну на героине выиграли, верно?

— Глупости! — сказала Эстер. — Оказывается, все дело в героине, да?

Джеки стал горячиться.

— Я серьезно! Я тут знаю одного чувака. Из Афганистана. Мог бы мог вас отвезти показать, где он живет. Только не советовал бы. Самый жесткий гангстер в городе.

— Алим? — спросил я.

Джеки насторожился:

— А что?

— Ты мне вчера про него рассказывал.

— По-моему, я вчера сболтнул лишнего, — сказал Джеки. — Лучше это имя лишний раз вслух не произносить. На него работают почти все проститутки города. Ну, и сбывает героин. Получил привычку к нему с тринадцати лет. Он сам себе пулю вынимал на героине. Вколол дозу и себя прооперировал.

Вся эта гангстерская тематика страх как нравится Лезли. Ее рот раскрыт в восхищенной улыбке. Она хочет узнать такую жизнь поближе.

— Этого добра и в нашем районе хватает, — говорит Джеки. — Пошли.

Они идут впереди нас, он что-то увлеченно ей втолковывает. Эстер смеется: Джеки понравился Лезли, и она косвенно к этому причастна. Не успели мы приехать, как уже устроили чью-то личную жизнь. Эстер такие вещи всегда по душе.

Улица, по которой мы шли, была совсем недружелюбная. Фигуры, виднеющиеся в закоулках, словно предупреждали об угрозе, которая царила в этом районе. Мы прошли мимо группы наркодельцов. Они стояли кучкой и лениво отрабатывали друг на друге боксерские приемы.

— Ну и местечко! — сказала Эстер. — Мягко выражаясь, сомнительное. Зачем ты меня сюда притащил?

Мы зашли в тупик. Большой негр в панаме преградил нам путь и бесцеремонно выпялился на Эстер.

— Эти головокружительные формы изготовлены не иначе как на Кубе, — пропел он. — Остров Свободы — наш главный экспортер по части горячих цыпочек. Таких барышень у нас в Штатах не изготовляют, сто процентов.

Он был явно сутенер. Лоб украшала татуировка «Ненавижу ниггеров». Я решил, что мне показалось.

— Переспать с продажной женщиной — это, конечно, дело, достойное самых замечательных людей, — продолжил он болтать. С нами? Сам с собой? — Но что если эта продажная женщина окажется стервой, у которой снесло башню? Вот моя подопечная чуть не отправила клиента к праотцам. Как вам такое? Вы что, думаете, если я по ту сторону закона, не будет проблем на мою задницу? Мне теперь отвечать перед… — Мне послышалось, он сказал то ли Самим, то ли Алимом. — Если клиент, которому она сыпанула снотворное, помрет, мне крышка. Гуд бай, сутенер Рикки! Встретимся в местах, где шлюхи не берут денег. Даже не спят с тобой, а только порхают, как ангелы!

Эстер отозвалась:

— С такой татуировкой тебе всяко долго не протянуть. «Ненавижу ниггеров», надо же! В этом районе, по-моему, белых немного.

Она взяла меня за руку.

— Пойдем-ка отсюда, Миша.

Мы шли обратно к забегаловке. Нам опять пришлось шагать мимо команды наркодельцов.

— Эй, испанский мачо! — окликнул меня один.

В другом я узнал ямайского гангстера из болтавшихся на пляже.

— Только давай не будем слушать комплименты по моему адресу еще и от них, — сказала Эстер.

— Эй, латинос! — окликнул меня тот во второй раз. — Тащишься от грибов?

— Однажды принял — небо стало калейдоскопом. А потом я думал, что парень, с которым ел, хочет меня убить.

Он спросил, я ответил. Но тут же почувствовал, что несу все это некстати.

Парень показал на негра, руки которого безжизненно свисали вниз, и сказал:

— Бастер тоже любит грибы.

Бастер, который выглядел лишившимся последних сил, между тем спокойно и внятно рассказывал приятелям историю: