— К одиночеству пять последних лет приучаюсь. — Это я попробовал соответствовать теме. — Научился разве что отличать фальшь от вранья. Жаль, что столько энергии уходит, чтобы выжить днем. Впустую.

— А что делать? — пожала она плечами. — Ты же не собираешься бросить жить?

Эта сможет меня защитить. Я смотрел на нее сбоку и думал, кем бы я хотел, чтобы она мне была — женой или сестрой. На этот раз сестрой.

— Подождешь меня? — спросил — и пошел через залу.

Я подходил к столу и по тому, как смотрел сидящий за ним, понял, что и тут у меня не выгорит. Толстый усатый человек в очках. Перешел рубеж усталости, так что можно ее и не заметить. Хмуро смотрит вокруг, неприветливо. А как еще смотреть? Задал полагающиеся вопросы. Очень сурово.

— Что же ты сюда пришел, если у тебя диплом? — тоном грубым, враждебным.

— Я простой работы не гнушаюсь. — Нужно же было что-то ответить.

— Хочешь быть работягой? — Всем своим видом показывал, какой я зеленый.

— Работягой нет. А тяжелой работой заниматься не прочь.

— Что-то я не вполне тебя понимаю, парень, — посмотрел поверх очков. Видать, не в настроении был философствовать и разговаривать на отвлеченные темы.

Я на него уставился и выговорил:

— В Англии я вылетел из университета. Перед тем как приземлиться здесь, мечтал начать в Америке новую жизнь. Теперь появилась надежда, что действительно получится ее начать.

В уголках его маленьких глаз появилось по морщинке.

— Хочешь работу? Я дам тебе работу. Ты ведь недавно в Нью-Йорке?

— Первый день.

— Мой сын говорит примерно то же самое. Только он так рассуждает об искусстве. Говорит, что современное искусство — это просто коммерция. Вы с ним похожи.

Чем мы похожи, я не взял в толк, но спорить не стал.

— На, возьми, — протянул он бумагу. — Направление на работу. Печать и подпись. Если сегодня успеешь с ними поговорить, завтра можешь выходить. Тридцать Четвертая улица.

Он подумал, взял у меня листок и добавил еще несколько слов. Глядя через его плечо, мне удалось различить «рекомендую» и «высококвалифицированный». И вернул бумагу.

Я вышел, оглядел залу в поисках негритянки. Ее не было. Я не удивился. Пока разговаривал, уже знал, что так и будет. Или очкастый, или она.

Я встал на ступеньках социальной помощи покурить. Весь день поднимался в гору, теперь наблюдал открывшийся сверху вид. Из дверей вышел следующий курильщик. Сперва я не сообразил, но через секунду узнал мужика, давшего мне работу. Курил он нервно, выглядел менее внушительно. Доброжелательно кивнул.

— Тебя как дома зовут?

— Миша.

Начал неуверенно:

— Ты и мой сын. Вы и внешне похожи. Закончил колледж с отличием. Художник-архитектор. Меня учителя благодарили. Спасибо, что вырастили нам такого талантливого. Он у меня талантливый, это так, — вздохнул мой работодатель.

Почему то, что сын невероятно талантливый, вызывало такую меланхолию, до меня не доходило. Попытался что-то приличествующее сказать — он даже вида не сделал, что слушает. Произнес рассеянно:

— Хотел с тобой поговорить… — Но он говорил не со мной. — Хотел с тобой поговорить, Миша. У вас мозги сходные — может, я тебя пойму? У него была девушка. Разошлись. И с ним что-то случилось… — Он надолго замолчал. Потом поднял на меня подслеповатые глаза. — Я грешу на колдовство. Думаю, она пошла к колдунье, и та навела на него порчу. Очень я рассматриваю такой вариант…

— Я в такие вещи не верю, — охотно перебил я. — Во всю эту энергетику и тому подобные вещи. Я в Бога верю.

— С ним что-то случилось, — сказал он опять самому себе. — Ничего не хочет.

— Депрессия?

— Ты бы с ним поговорил, Миша.

— А как он вообще к рыжим? — деловито спросил я.

— Не понял тебя.

— Ну, торчит он на курчавых с мелко вьющимися рыжими волосами? Похожего цвета, как опавшие листья в Томпкинс Сквер Парк?

Он махнул рукой и пошел. Даже не стал спрашивать, что я имел в виду.

Я нашел телефонный аппарат и набрал номер Мелиссы. К телефону подошла Джастин. У нее был тихий неуверенный голос. Наверно, сумрачная квартира, и он из ее глубины раздается. Встревоженный.

Я объяснил: мама, Мелисса, дала мне их телефон. У меня есть предложение к ней, к Джастин. Не хочет ли она, чтобы к ней бесплатно ходил учитель рисования? Высокого класса. Художник и архитектор. Диплом с отличием.

— Простите, это кто? Мэлвин, ты?

Никак не могла понять, о чем я. На все отвечала не сразу и с подозрением. Наконец невыразительно согласилась. Сказала «да», но вроде как и не сказала. Так и не вылезла из сумрачного бункера, пока мы вели разговор. На прощание попросил передать привет маме, Мелиссе, обязательно.

В направлении на работу стояло «Тридцать Четвертая улица, Манхэттен, Нью-Йорк». Ну что — место, уверен, известное, наверняка историческое. Какое еще может быть, если в адресе черным по белому: Нью! Йорк?!

Дом двухэтажный, с железной дверью. Ясное дело, запертой. Матовые окна. В общем, затемненные. Здание заброшенное — во всяком случае, пустует уже давно. Что дверь не заколочена, так наверняка по недосмотру. Я перед ней потоптался, поднял камешек с земли и пустил в окно, несильно. Он чиркнул по стеклу и вернулся к моим ногам. Я еще походил туда-обратно, пустил тем же камешком, но уже в другое окно. Посильнее, от души. Уже для своего удовольствия. Я заворачивал за угол, когда оно открылось, и наружу высунулась всклокоченная очкастая голова. Злая.