746 Правда Русская. 1. Тексты. С. 117.

747 Романов Б. А. Люди и нравы. . . С. 62.

748 Правда Русская. 1. Тексты. С. 110-111.

749 Там же. С. 111.

750 Там же. С. 116.

751 Романов Б. А. Люди и нравы. . . С. 67.

752 Там же. С. 225.

753 Там же. С. 67.

754 См.: Фроянов И. Я. Древняя Русь. . . С. 238-254.

755 Беляев П. И. Холопство и долговые отношения в древнерусском праве // Юридический вестник. 1915. Кн. IX (1). С. 134.

756 Владимирский-Буданов М. Ф. Обзор. . . С. 412.

757 Колычева Е. И. Некоторые проблемы рабства и феодализма в трудах В. И. Ленина и советской историографии // Актуальные проблемы истории России эпохи феодализма. Сб. статей/ Отв. ред. Л. В. Черепнин. М., 1970. С.138.

758 Покровский С. А. Общественный строй. . . С. 166.

759 Там же. С. 167.

760 Правда Русская. Учебное пособие. М.; Л., 1940. С. 75.

761 Правда Русская. 1. Тексты. С. 112.

762 Там же. С. 113.

763 Тихомиров М. Н. Исследование о Русской Правде... С. 50

764 НПЛ. М.; Л., 1950. С. 182-183.

765 Правда Русская. 1. Тексты. С. 117. И. И. Смирнов, пожалуй, был прав, когда указывал на неисправность данного текста статьи 116 Троицкого списка, предпочитая пользоваться вариантом, представленным в Археографическом II списке: «Аще где холоп вылжеть куны, а он будеть не ведая вдал, то господину выкупати, а не лишатися, ведая ли будеть дал, то кун лишену ему быти» (Там же. С. 315; Смирнов И. И. Очерки... 1963. С. 175, 195). Нет причин входить нам сейчас в детальное обсуждение вопроса о том, какой из цитированных текстов ближе к протографу Русской Правды. Считаем лишь необходимым подчеркнуть, что холоп, судя по Пространной Правде, мог вступать в отношения с кредиторами.

766 Там же. С. 117.

767 Смирнов И. И. Очерки... С. 198.

768 Там же. С. 175.

769 Там же.

770 Памятники русского права. М., 1953. Вып. II.С. 60-61.

771 Там же. С. 79.

772 Зимин А. А. Холопы на Руси... С. 191.

773 Различие в статусе рабов-иноплеменников и местных невольников отнюдь не составляло специфики, присущей древнерусскому обществу. Аналогичные порядки замечаем и у других народов. Например, у народов бассейна Конго существовала заметная разница в правовом положении рабов. При этом «чужеземцы, захваченные в войнах, были самой бесправной категорией». — Львова Э. С. Складывание эксплуатации и ранней государственности у народов бассейна Конго // Альтернативные пути к ранней государственности. Международный симпозиум. Владивосток, 1995. С. 154.

774 См.: Фроянов И. Я. О рабстве в Киевской Руси // Вестник ЛГУ. 1965, №2.

775 Черепнин Л. В. Русь. Спорные вопросы истории феодальной земельной собственности в IХ-ХV вв. // Новосельцев А. Пашуто В. Т., Черепнин Л . В. Пути развития феодализма (Закавказье, Средняя Азия, Русь, Прибалтика). М., 1972. С. 172.

776 Мавродин В. В. Образование Древнерусского государства и формирование древнерусской народности. М., 1971. С. 62-63.

777 Данилова Л. В. Сельская община в средневековой Руси. М. С. 133.

778 Покровский С. А. Общественный строй... С. 170. С.167.

779 Свердлов М.Б. Генезис... С. 167.

•Часть вторая. Восточнославянское данничество o

Предварительные замечания

Данничество у восточных славян — сюжет, привлекавший внимание многих поколений отечественных историков. Вызывает он большой интерес и у современных ученых, стремящихся понять характер даннических отношений, проникнуть в суть самого понятия «дань».

Попытки определить смысл термина «дань» предпринимал еще В. Н. Татищев — родоначальник русской исторической науки. Затем они постоянно возобновлялись. Можно с полной уверенностью сказать, что ни один, сколько-нибудь заметный исследователь русского прошлого не прошел мимо вопроса о данях.

Довольно значительная группа дореволюционных авторов причисляла дань к факторам внутреннего общественного развития. Однако при этом дани воспринимались по-разному: то как подати, уплачиваемые зависимыми людьми своим господам и хозяевам — князьям и дружинникам, порабощавшим этих людей и лишавших их собственности на землю силой оружия, — то как налог, который получали князья на правах суверенов и правителей. Следовательно, в первом случае дань относилась к частноправовой сфере, а во втором — к публично-правовой.

Некоторые историки прослеживали эволюцию даннических отношений. Возникновение дани они обусловливали войнами и уподобляли ее контрибуции, превратившейся впоследствии в элемент фиска, т. е. в государственный налог.

Наконец, в досоветской историографии существовала еще и такая точка зрения, согласно которой дань на протяжении всей древнерусской истории выступала в качестве платы за мир, или откупа от военных вторжений. Дань обычно платили побежденные племена и народы.1

Советские ученые кое-что позаимствовали у своих дореволюционных коллег, например, идеи о дани-контрибуции и дани-налоге, но внесли в изучение вопроса и принципиально новое, связав дань с феодальной рентой. В первую очередь здесь надо назвать С. В. Юшкова, написавшего еще в 30-е годы специальную статью, посвященную эволюции дани в феодальную ренту на Руси XXI вв. Дань, по С. В. Юшкову, прошла в своем развитии два периода: первый, когда она не была еще феодальной рентой, и второй, когда она стала таковой. Сперва «сбор дани вместе с "примучиваниями" разного рода был не чем иным, как организованным феодальной властью грабежом сельского населения... ». Правление княгини Ольги знаменует решительный перелом в даннических отношениях. Ольга ликвидировала местных племенных и варяжских князей, взамен которых «была создана прочная, непосредственно связанная с центром, местная финансовая и, вероятно, судебная администрация». Княгиня устроила погосты —финансово-административные и судебные центры, где находились княжеские агенты. Смысл ее нововведений состоял в том, что «вместо периодических наездов — осеннего и зимнего полюдья князя или наиболее близких к нему дружинников, создается постоянно действующая, прочая и довольно густая сеть финансовых органов, потоке затем уже передают собранную дань или князю или представителям князя». Кроме того, Ольга учредила дани и оброки, что свидетельствует «об изменении состава сборов».2 Именно в оброках С. В. Юшков усматривал «новые дополнительные обложения», введенные по повелению киевской правительницы. Дань взималась «уроком» (общей суммой) с дыма или рала мехами, медом, воском, а оброк платился с земли, что позволяет отнести его к одному из «первичных видов типичной феодальной ренты. Оброк мог выплачиваться хлебом и другими продуктами питания или деньгами». Итак, «деятельность княгини Ольги имела своим следствием форсирование процесса сближения дани с типичной феодальной рентой. Погосты не были просто финансово-административными центрами: они были центрами феодального властвования, основными очагами феодальной эксплуатации». В дальнейшем этот процесс ускоренными темпами шел прежде всего в принадлежащих князьям и церкви волостях и городах, где «права князя и церковных властей над сельским населением ничем не ограничивались, и оно быстро превращалось в феодально зависимое крестьянство».3